что ты дрожишь? Не бойся, говорю.
Михаил Александрович придвинул ее к себе, начал поглаживать ее вдоль бедер.
– Тебе приятно ведь так?
– Не знаю.
– А вот так. не бойся. Приятно? – он начал гладить ее ноги.
– Наверное.
– А знаешь, что самое главное в сексе для меня? Игра.
– Какая игра? – удивилась Настя.
– Эротическая игра, возбуждающие ситуации. одежда, например. Будешь со мной играть?
– Как?
– Ну, так, как я попрошу., будешь? – почти шепотом говорит Михаил Александрович.
– Если так надо, я научусь, – тихо отвечает Настя.
– Надо, девочка, надо, обязательно надо. Не сжимай ноги, не бойся. Так всё и должно быть. И это хорошо, что ты дрожишь. Значит, боишься зверя в себе. Значит он сильный. Это хорошо.
– Какой зверь? – чуть выдохнула испуганно Настя.
– Зверь. В тебе зверь есть. В каждом из нас. Но он еще в клетке у тебя.
– Ой, – вдруг вскрикнула она.
– Ну-ну. Не бойся. Вот так. Приятно же. да?
– Да. Да. Ой!
– Я уже чувствую, что тебе приятно. Ну, что ты так дрожишь
– Страшно очень… Не знаю… Не надо так…
– Надо, надо. Страшно, потому что страсть, похоть. Это зверь. И ты сейчас сама откроешь ему клетку. Он уже рвется наружу. Чувствуешь? Выпусти его! Сама, – возвысил он голос. – Сама! Сама!
– Ой, не надо. Я не могу. Ой, ой! – вдруг застонала она, вцепившись в его плечо.
– Можешь, можешь. И хочешь! Хочешь! – уже громко говорил он.
– Да. да. – срывающимся шепотом выдохнула она. – Да!
Он вдруг бросил ее на кровать, слышен был в темноте только его рык, хриплое дыхание, словно и вправду это был огромный сильный зверь, схвативший свою добычу, какую-то мелкую живность, и она билась под ним, обреченно вскрикивая дурным, срывающимся голосом, от ужаса близкой и неизбежной гибели.
Вдруг всё стихло и совсем рядом, близко от себя, она увидела его закатившееся полубезумные глаза, скошенный судорогой рот и слюну, стекающую по подбородку. Глаза его медленно вернулись в свои орбиты, и он посмотрел на нее в упор, зрачки в зрачки. Ей показалось, что она упала в темноту.
СЦЕНА 27. НОМЕР ОТЕЛЯ В ГЕРМАНИИ. УТРО. ОСЕНЬ.
В гостиной светло. Михаил Александрович выходит из душа, подходит к бару, наливает себе в стакан воды, принимает какую-то таблетку.
– Настя, вставай! Пора идти завтракать.
Неожиданно он настораживается. Из спальни, сквозь неплотно прикрытую дверь доносятся глухие всхлипывания.
Михаил Александрович направляется туда.
СЦЕНА 28. НОМЕР ОТЕЛЯ В ГЕРМАНИИ. УТРО. ОСЕНЬ.
Настя сидит у столика трюмо, перед ней открытый молитвослов, стоит иконка.
– Что такое? – Михаил Александрович подходит к ней, берет ее за плечо, но она отворачивается.
– Да что с тобой? Что случилось? – теряет терпение Михаил Александрович.
– Плохо мне. Не знаю. Нехорошо как-то. на душе.
– Что нехорошо?
– Будто я занималась… чем-то плохим ночью… стыдным…
– Это