одури, до седьмого пота, до поломанных клюшек. Кричали друг на друга в спортивном азарте:
–Уйди с дороги, я тебе ща хавальник разобью!
Выиграв матч у ребят из соседского двора, совершенно довольный собой, Саша вернулся домой. По телевизору шел водевиль "Соломенная шляпка".
– Мать, ну ты чего? Новый год скоро… – Услышал он голос отца.
– Вот именно, а ты тут со своими сюрпризами, – всхлипывала мама.
– Пап, ты решил уйти от нас? – Влетел Саша в комнату прямо в мокрой одежде.
– Что ты, сынок? – Испуганно ответил Валерий Андреевич. – Мне работу в Москве предлагают. Хорошую. Просто сначала уеду я, устроюсь, а потом вы с мамой ко мне приедете.
– И мы будем жить в Москве? Кремль, ЦСКА, хоккей…
– Я не поеду ни в какую Москву, – заявила Елена Станиславовна. – У меня здесь работа и родственники.
– Бесконечные родственники внашем доме, – пробормотал Валерий Андреевич.
– Я не поеду, – всхлипнула она.
Саша обнял мать и посмотрел на отца.
– Ну, ладно. Черт с ней – с Москвой-то! Главное, что у меня вы есть.
Елена Станиславовна так и не узнает, что в жизни все хорошо делать вовремя. И думать не только о себе, но и о детях, об их будущем. О карьере мужа, в крайнем случае.
Судьба все равно найдет Сашу, только уже принудительно и не в самый хороший момент. И да, он останется болельщиком ЦСКА на всю жизнь.
Глава четвертая
Старый Яффо. Мы продолжаем отмечать день рождения моей дочери. Здесь древности конкурируют между собой. Набережная кишит фалафельными и рыбными ресторанчиками. Евреи гуляют. Шалом Шабат!
Напротивнас шаурмичная "Хадж Баккри". Люди сидят плотным кольцом вокруг башни с часами, ждут, когда начнется экскурсия. Эту башню воздвиг один очень богатый еврей потому, что ему надоело отвечать другим, более бедным горожанам, который час. Поскольку мобильный телефон в этой старой истории не вариант, то получится вполне себе еврейский рациональный подход к градостроительству.
Машины тянутся в метре от каменного выступа, где сижу я. Мне улыбаются водители, я улыбаюсь им ответ. Я думаю, что я особенная, но нет. Все отгорожены от мира телефонами, а я – нет. Я открыта миру и солнцу. Возле меня остановилась машина, мужчина за рулем посмотрел на меня из открытого окна и подмигнул.
– Шалом шабат! – Сказал он.
– Шалом! – Эхом повторила я.
На его руке я заметила странную татуировку, выглядывающую из-под рукава.
"Я бы с тобой затусила", – подумала я.
Не знаю, почему, но мне вспомнились мои бабушка и дедушка – самые добрые, самые лучшие на свете. Их бесконечные фразы на идише…
И вот мы собираемся с бабулей на улицу. Зима. На голове у меня косынка, сверху шапка. Кофта фланелевая, свитер шерстяной, колготки, рейтузы и пуховые носки. На ногах – валашки.Бабушка уже одета, ей невыносимо жарко. Я кручусь на месте. Она шепчет:
– Наказание Господне, цурес, а не ребенок!
И застегивает на мне шубку из овчины.
Наш