она.
Если бы в этот момент я сделала шаг, она бы потеряла равновесие и упала.
– Отличная вечеринка! – отозвалась я.
– Да! И надо обязательно быть в гуще событий! Рассказывай им о наших программах!
– Хорошо, – ответила я и стерла со щеки ее плевок.
Я обернулась, чтобы посмотреть, не видел ли все это Рокки, но он вдруг оказался очень занят оливками.
– И держись подальше от этой сумасшедшей бабы. Выйдет только хуже!
– Ладно.
Я вывернулась из-под ее руки, и, лишившись опоры в виде моего плеча, Лорейн полетела через зал прямо на какую-то женщину в огромном сапфировом колье. Если честно, чем больше я пила, тем сильнее мне хотелось подойти к миссис Дрейк и прочитать ей лекцию о первой поправке к конституции. Я с наслаждением представляла, как на следующий день она придет жаловаться Лорейн на Сару-Энн Драммонд, которая приставала к ней на торжественном вечере.
Все, что происходило дальше, я помню смутно, и все мои воспоминания имеют привкус джина. Сухой стейк из семги с размокшей спаржей за одним столом с девятью ганнибальскими тусовщиками, которые безостановочно говорили о Лейкозном бале; невнятная речь, произнесенная Лорейн, о том, как мы “отдаем городским библиотекам свои бесценные ресурсы”; два часа необъяснимого молчания со стороны Рокки; и моя суперсекретная пьяная слежка за четой Дрейков. В разгар ужина Джанет ответила на телефонный звонок, наморщила лоб, сказала что-то супругу, очаровательным смешком Дэзи Бьюкенен прохохотала соседям по столу объяснение и покинула званый вечер, увлекая за собой мужа. Благодаря незаурядным способностям к чтению по губам мне удалось разобрать только одно слово миссис Дрейк – “няня”. Остальную фразу я мысленно достроила: “Наш сын весь изнылся, и няне пришлось позвонить нам и вызвать домой”.
Я и сама ушла довольно рано, и раз уж Рокки решил со мной не разговаривать, пускай поищет себе кого-нибудь другого, кто поможет ему после вечеринки забраться в машину. Я хотела спросить у него, в чем дело, но наши взаимоотношения осложнялись тем, что в глубине души я постоянно опасалась, что во время одного из разговоров Рокки вдруг признается мне в любви. Я не знала, влюблен он в меня или нет, и убедила себя, что, наверное, все-таки не влюблен. Но мысль о его возможной влюбленности пришла мне в голову примерно год назад, и, в отличие от большинства воображаемых бесед, которые я разыгрывала, стоя перед зеркалом, этому разговору я никак не могла придумать достойного завершения.
Уходя, я положила на рояль Гленна монету в десять центов и вместе с ней – свой номер телефона.
Припарковав машину рядом с домом, я сразу определила, что репетиция еще не закончилась: в верхних этажах все окна темные, а на стоянке лишние автомобили. В этом здании (выстроенном из красного кирпича и расположенном в двух городах от Ганнибала) размещался театр Джорджа Спелвина[35], и моими соседями были пятеро постоянных членов труппы, люди сомнительного душевного здоровья.
Один