от громких, наглых, лживых голосов местных кокни. Торговцы вели себя словно бойцовые петухи: распушали перышки, важничали, подзадоривая покупателей найти изъян в их товаре и споря друг с другом, чья цена лучше. Словом, действовали по хорошо известному в Восточном Лондоне правилу: «Хочешь избежать неприятностей – позови их».
– Лежалая форель? – раздраженно спрашивал торговец рыбой у женщины, усомнившейся в свежести его товара. – Да мои форели свежи, как розы. А если желаете увидеть лежалую форель, посмотритесь в зеркало!
Фиона подошла ближе. На подносах лежали сморщенные морские улитки, маленькие сердцевидки с голубыми хохолками, жирные сельди. В ведерках громоздились устрицы. У нескольких была удалена одна створка раковины, обнажая скользкое блестящее устричное тело. Рядом расположился мясник. Торцы его прилавка были аккуратно обернуты малиново-красной и белой креповой бумагой. На дощечках он разложил куски сочного мяса, тупоносые колбаски и жутковатого вида свиные головы, с которых капала кровь.
А как изощрялись зеленщики, торговцы овощами и фруктами! Из фруктов сооружались диковинные пирамиды: сверкающие пепины, ароматные груши, яркие апельсины и лимоны, сливы и виноград. А перед ними корзины с бугристыми кочанами цветной капусты, головками брокколи, маринованной краснокочанной капустой, репой, луком и картофелем для варки и запекания.
Перемигивались газовые фонари, покачивались язычки пламени керосиновых ламп. Были даже свечки, вставленные в пузатые репки. И запахи! Фиона остановилась и, закрыв глаза, вдыхала все ароматы рынка. Солоноватый запах океана – это сердцевидки в уксусе. Легкий аромат специй – яблочные фриттеры с сахарной глазурью и корицей. Жареные колбаски, картошка в мундире, горячие имбирные орешки. У нее заурчало в желудке.
Фиона открыла глаза. Ее мать пробивалась к лотку мясника. Казалось, здесь собрался весь Ист-Энд. Знакомые лица соседствовали с незнакомыми. Серьезные, набожные евреи торопились сюда после службы в синагоге. Моряки покупали заливного угря и гороховый суп. Возле дверей пабов толпились рабочие и ремесленники, приодетые, гладко выбритые. Некоторые держали под мышками елозящих терьеров.
Среди покупателей преобладали женщины всех возрастов и разнообразной внешности. Их пальцы что-то мяли и на что-то надавливали. Они оживленно торговались и, сойдясь в цене, покупали. Одних сопровождали мужья, которые несли корзины с покупками и попыхивали трубками. Но гораздо больше было пришедших с детьми, начиная от орущих младенцев на руках до ребят постарше. Те дергали матерей за подол, прося и требуя купить кекс, леденцов или горячих маффинов. Малолетние кокни и ирландцы называли матерей почти одинаково – «ма», только у первых звук «а» был совсем коротким, а у вторых – чем-то средним между «а» и «э». Итальянцы, поляки и русские кричали одинаково – «мама», но желания у них были такими же: конфета в красивой обертке, яркий леденец на палочке, коньячные вафли. И их уставшие матери, заботящиеся о том, чтобы семье хватило денег на неделю, все-таки покупали глазированную