поэта-песенника.
Горышкин отложил книгу и задумался: то, о чем я прочитал тут, случалось также и со мной, и если не в точности это, то нечто подобное, только не приходило мне в голову об этом написать. И явился этот писатель, и написал, и выпустил книгу. А я сел и прочел его книгу, и завтра появятся другие, и послезавтра – другие, пока не останется ни одного человека в Эрец не прочитавшего ее. А когда приду я и выпущу свою книгу, то скажут, так ведь все это мы уже читали. Похоже, что главное для писателя – это сноровка. Если он поспешит и напишет вовремя, он выгадал, а если нет, придут другие вместо него. Уже пришло время снять для себя отдельную комнату со столом. Мне не нужен письменный стол с зеленым сукном, как у этих учителей в Яффе, где каждый покупает себе письменный стол и ставит перед собой корзинку со стопкой бумаги, чтобы считали его писателем. Достаточно перевернутой бочки, лишь бы можно было положить на нее лист бумаги.
3
Поднял Горышкин глаза и увидел Соню. Засунул книгу в карман и двинулся ей навстречу. Увидел Ицхака и спросил, как его дела. Сказала Соня: «А про Рабиновича ты не спрашиваешь?» Сказал Горышкин: «Что мне спрашивать? Если бы было что сказать о нем, разве ты не рассказала бы?» Сказала Соня: «И вправду, нечего мне рассказывать о нем: он не пишет мне». Сказал Горышкин: «Если бы было ему о чем писать, написал бы».
Сказала Соня:
– Ты вернулся в Яффу? Что ты делаешь здесь?
– Делаю я то, что годами не делал. Работаю я, работаю, Соня!
– Где?
Дернул Горышкин за кончики своих усов и с гордостью заявил победным тоном:
– На строительстве школы для девочек работаю я, с глиной и камнем.
– Я рада за тебя, что нашел ты работу!
– Она нашла меня. Наконец-то вынуждены они нанимать еврейских рабочих. И мы тянем из себя жилы, и только затем, чтобы не нашли они лживого предлога отстранить нас. И все-таки что пишет Рабинович?
Засмеялась Соня:
– Разве не сказал ты, что если бы было ему о чем писать, написал бы?
– В смысле, что нет у него того, о чем он хотел бы написать?
– Не так, но есть слишком многое, о чем бы стоило ему написать, поэтому он не пишет ничего.
– Пойдем! – сказала Соня Ицхаку.
– Уходите? – спросил Горышкин.
Обернулась Соня и сказала:
– Передай привет Пнине! Вот она идет!
Сказала Пнина Горышкину:
– Не знала я, что ты здесь.
– Если бы знала, не пришла бы?
– Не это я сказала.
– Но в глубине души ты так подумала?
– Что знает человек о том, что – в сердце его друга? Разве что писатели?
– Поверь мне, Пнина, даже они не знают ничего, но, когда ты читаешь их книги, кажется тебе, что они знают.
– Что это у тебя в кармане, новая книга?
– Книга – новая, содержание – старое. Если хочешь знать, то же самое происходило и с тобой и со мной.
– Именно это самое?
–