однако лицо ее стояло перед ним. Это было не то лицо, что видел он на корабле, когда стояла Соня на ногах Рабиновича с лицом, прижатым к его лицу. Взглянул на нее Ицхак украдкой и опять пришел в замешательство. То его охватывал трепет, то – радость.
Сказала Соня: «Смотри, ты говоришь: для Рабиновича любое место – его место. Отчасти это верно. Однако не всякое место красит человека. Кумар, ты торопишься? Если нет, то прогуляемся немного».
Идет Ицхак с Соней. То – он рядом с ней, то – позади нее, и она старается приноровить свои шаги к его шагам. Прохожие здороваются с ней. Есть среди них учителя, есть писатели, есть чиновники. И даже если они известные люди, имена которых ты встречаешь в газетах, она здоровается с ними без особого восхищения. Так миновали они несколько улиц и переулков, пока не подошли к ее дому. Остановилась Соня и сказала: «Здесь я живу. Ты спешишь? Нет? Если так, пойдем! Заходи!»
2
Никогда в жизни не видел Ицхак комнату девушки – и вдруг оказался сидящим в комнате Сони. Комната – не маленькая и не большая, а средней величины, и два окна в ней, одно окно выходит на улицу, а другое окно открывается в такой узенький переулок, что не всякий человек там может пройти. В комнате – кровать, и диван, и маленький стол, и шкаф. Кровать покрыта разноцветным одеялом, на котором вышита желтая собака с палкой в зубах. А под диваном лежит желтая коробка со стаканами и тарелками, блюдцами и ложками, ножами и вилками, всеми столовыми приборами Сони. На шкафу круглая коробка со шляпами. Еще есть там, в комнате, лампа, и тазик для умывания, и кувшин, и два стакана, и портрет Брилли, нашего товарища, убитого арабами. Соня не была знакома с ним, но она заботилась об осиротевшей матери Брилли, приехавшей на его могилу, и получила от нее этот портрет. Все наши товарищи любили его, но Соне казалось, что она знала его больше всех и любила его больше всех. Иногда она даже злится на подруг Брилли, полагающих, что они – ближе к нему, чем она. Ицхак не поднимал глаз над столом, и все, что он видел в комнате, это только несколько деталей, схваченных беглым взглядом.
На ней было легкое красивое платье, облегающее фигуру и подчеркивающее формы. Такие платья носит большинство девушек, но не на каждой девушке платье дышит, как на Соне, платье ее колышется, будто и оно тоже живое. Есть одна тайна у Сони, это – ее пара туфель, сшитых для нее сапожником из Гомеля. Большинство женщин не слышали про него, они заказывают себе обувь у греческих сапожников и не знают, что есть тут бедный еврейский сапожник, который шьет удобные туфли, придающие стройность осанке и красоту походке. Этот сапожник заслуживает того, чтобы про него все знали, но Соня прячет свою тайну и не открывает подругам.
Соня не отличается красотой. Рахель Гальперина красивее ее, Лея Лурье красивее ее, Аснат Магрегот и Яэль Хают – красивее ее. Даже другие девушки, которые не считаются красавицами, может быть, красивее ее. Лицо ее веснушчато, глаза не черные и не голубые. А что касается волос, они стриженые и не блестящие. Однако все эти недочеты находятся у Сони в таком сочетании, что только увеличивают ее прелесть.