и здесь, он прикрывает каждого своей массовостью, как сумерками.
Никакими реальными льготами теперь никто из членов не пользуется, потому, что дефицита нет. Нечего доставать, ни путевку в дом отдыха, ни мебель для спальни. Все равно, за все нужно платить деньгами, и я совсем не думаю, что деньги изобрел дьявол.
Дьявол изобрел дефицит.
Вернее, то, что к нему ведет…
Когда я открывал дверь, телефон уже звонил:
– Привет. Есть заказ на портрет большого человека.
– Заказ – это хорошо.
– Какие у тебя отношения с коммунистами?
– Нормальные. Меня от них тошнит.
– Ну, это у тебя личное.
– Нет, общественное…
Звонил Эдик, один из тех, что все знают, но ни к чему не имеют отношения. Иногда он поставлял мне заказы, при этом, наверняка, не плохо наживаясь на мне – вокруг любого художника, величиной больше мизинца, таких эдиков крутится целая стая. И, в определенном смысле, их число – это критерий величины художника.
– Мне казалось, что твоя жизнь это учебник здравого конформизма, – проговорил он.
– Учебник здравого конформизма – это светофор на перекрестке, – проговорил я…
То, что я не символ принципиальности, мне понятно давно. Это в наше-то время, когда выясняется, что я единственный, кто был комсомольцем, ходил на выборы и на демонстрации. Так и встает картина из прошлого: на мавзолее все политбюро, а по Красной площади, в гордом одиночестве, бреду я с тысячей транспарантов на плече.
Больше того, по всему выходит, что именно я привел президента Ельцина к власти, потому, что один я за него голосовал. И я один не знал того, каким плохим он станет президентом.
Кстати, я и сейчас этого не знаю…
Правда, в отличие от многих своих современников, я знаю то, какими плохими лидерами были предшественники первого президента: Ленин, Сталин и далее, по списку…
– …Тогда, ладно, – после некоторого молчания проговорил Эдик, – Только для тебя. Ребята из Госдумы заказали Путина. Во весь рост.
– Великий русский язык, – вставил я, а про себя подумал о том, что если депутатов законодательного собрания Эдик называет «ребятами», то интересно было бы знать, как он зовет меня в кругу своих оболтусов.
– Ты понимаешь, какие это деньги? – не унимался Эдик, – Возьмешься?
– Нет, – трудно было объяснить Эдику, что мне, художнику, совсем не безразлично, каким образом эти деньги зарабатывать.
Уж если хочешь зарабатывать большие деньги, то иди работать в банк.
Наверное, у меня вполне хватило бы ума понять, где нужно подучиться в этом случае.
Только, в этом случае, это был бы уже не я, а совсем другой человек.
И, возможно, совсем не худший, чем тот, что есть.
Просто, другой.
– Ты, что, не любишь нашего президента? – Эдик пустил в ход, довольно широко распространенный среди подхалимов и просто прохвостов, аргумент.
– Люблю. Только боюсь, что он об этом не догадывается…
– Ты