Напоследок добавлю, что буду иногда прерывать свою повествование, чтобы изложить вам кое-что из моих посещений и встреч во время пребывания в Н. Да прибудет с нами Бог.
Все эпиграфы носят авторства знаменитых умов нашего времени.
Амир лежал в кроватке и смотрел, как за окном падает снег. Той зимой выпало много снега. Такое редко бывает в этих краях. Обычно снег напоминает медленно падающий дождь. Дождь из снежных хлопьев, сразу тающий на земле. Слегка припорошенные дороги – обычное явление для здешних зим. Амир помнил, как в полуденных сумерках, заслонив слабый свет из окна над ним навис кто-то, волосы распустились, упали на него, коснулись лица, чужое лицо приблизилось, и что-то мокрое заерзало по его губам, залезло в рот. Глаза застили слезы, скоро мама вернулась в комнату и взяла свой драгоценный кричащий комочек на руки. Неприятное проходило, забывалось, откладывалось в подсознании.
Скоро снег растаял, по земле забежали ручьи, сестра вывела Амира за руку погулять, сделала для него маленький кораблик, и он сам пустил его в воду. Кораблик побежал вниз по воде, закрутился в ней и скоро скрылся из вида.
Прошло много зим, Амир стал подростком. Вся семья собралась за ужином. Отец рассказывал, что завтра пойдет в город. Бабушка просила рыбьи головы и высасывала у них глаза, а раков называла красными дьяволами. Брат с сестрой шептались и улыбались друг другу. Мать шикала на них, смотря молча на свои руки и слушая мужа.
***
Таборов вспомнил, как она завалилась в пять утра с баклагой пива и селедкой в газете, ржа, спотыкаясь, хватаясь за шторы и двери, сбрасывая с себя туфли. Деревья. Небо. Осень. Дрова. Машины. Улицы. Чистосердечно. Он убрал в стол бумаги, как отложенное самоубийство. Сделал он это как бы нечаянно. Над дверью висел крохотный фонарик из красной материи. Представил себе ее развалившейся в кресле с раздвинутыми ногами, на юбке жирное селедочное пятно. Между ног, там, в расщелине греховного тела, кучерявится заросшее грубым волосом естество. Оглянулся в окно, проехал желтый автобус. Наверно, с детьми. Понял, как необходимо остановить ход истории. Детей повезли набивать ненужными знаниями. Под завязку. Достал из-под стола завалявшееся винишко, еще оставалось треть бутылки. Выдернул зубами пробку. Глотнул. Не скисло. Сделал еще два глотка. Накинул куртку и вышел. На лестничной залез за батарею, вытащил заначенный окурок, обдул, обтер фильтр, сунул в рот, смешав противную плесень во рту с пепельным вкусом окурка. Спустился по лесенке и – на улицу.
Под козырьком – как у бога за пазухой, только ветром разве что задувает, но дождь не капает на голову, сухой стоишь. С наслаждением затянулся и убил бычок в три блаженных затяжки. Глаза заслезились, слиплись в экстазе, открыв их, он видел сквозь глазную слизь и утренний туман набережной черную приближающуюся точку. Из того кусочка неба, висевшего над головой он понял только одно, это было заветом, чтобы им быть в этот раз вместе, уже навсегда. Теперь-то никто