сидят без хлеба. Никто никуда не уходил, в тамбуре стояли плотно. Развернулся, стал требовать у парней, которые стояли за спиной, вернуть котомку. Дед увидел, что его мешок передают вглубь тамбура. Онисим изловчился, стал коленками бить меж ног и выхватывать мешок. Парни гоготали и хватали его за рукава солдатской фуфайки. Стянули с него фуфайку и стали подталкивать Онисима к краю площадки. Дед понял, что это беда. Схватил одного за пояс, нагнулся и через себя выбросил из вагона в сугроб. На него навалились всей ватагой. Схватил второго, но, не успев приподнять, почувствовал страшную боль под лопаткой. Заточка прошла насквозь и вышла ниже соска. Онисим вместе с убийцей вывалился из вагона под насыпь. Утром обходчик увидел яркое красное пятно на склоне железнодорожного полотна. Спустился. Ощупал окоченевшее тело и увидел на алой рубахе со стороны спины и груди ледышки бурой крови. Хоронили Онисима в его алой рубахе, подарке невесты к свадьбе. Собрались млад и стар проводить Онисима в последний путь. Цепочка провожающих вытянулась до соседней деревни.
Вороний глаз
В глухих еловых лесах Прикамья растет цветок Вороний глаз. Говорят, цветет белой звездочкой, но цвет редко кто видел. Но одинокий ярко-черный плод на ярко-зеленом чашелистике виден издалека. В народе прозвали эту ягоду «Вороний глаз». В деревне было поверье, что это чертов глаз. Знахарки использовали его как приворотное зелье. Скот его обходил. Лошади и коровы фыркали и пятились, только козы обнюхивали, а затем отскакивали, как ужаленные. Взрослые предупреждали детей, чтобы к цветку-ягоде не подходили и в руки не брали – это дурман ядовитый.
Иван, сорокалетний мужик, длинноногий, большеголовый, с кудрями русых волос, в розовой косоворотке, прощался на росстани с односельчанами, вытирая слезинки рукавом рубахи. Рядом с ним с вещевым мешком через плечо стоял двухметровый парень с челкой белесых волос, тоскливо улыбающийся, крестник Степан. Степан тормошил Ивана: «Крестный, пойдем, мужики из соседней деревни ждут, с подводы машут».
Шло лето 1942 года. Немцы рвались к Сталинграду. Ивана как тракториста в первый год войны не брали, а тут повестка, он сообщил в город крестнику, который после окончания техникума работал мастером на оборонном Мотовилихинском заводе. На последнем курсе техникума женился; в жены взял фельшерицу из соседней деревни, ладную, статную, голубоглазую красавицу Надю Ложкину. У них росли две девчушки-погодки: Люба и Вера. Когда Степан узнал, что крестному пришла повестка, он побежал в заводоуправление, но там сказали, что на него бронь. Два дня бегал то в военкомат, то в заводоуправление, пока не добился, чтобы сняли бронь.
Два сына Ивана в прошлом году были взяты в ФЗО, учились при шахте в городе Кызеле. Две деревушки, Поварешки и Ложки, разделяла речонка Дубровка. В Поварешках – все Поварешкины, а в Ложках – все Ложкины.
За долгую жизнь жители деревень перероднились: переженились, перекумовались. Все братаны, тетки,