дела началось пятого августа семидесятого года. Рано утром Цицерон поцеловал свою дочурку, жену и проговорил:
– Хороший знак, что слушание начинается в день рождения нашей дочери, Теренция. Боги благоволят к нам!
– Марк, я уверена в твоей победе. Я счастлива и горжусь тем, что я твоя жена, – проговорила та и нежно поцеловала мужа. – Иди, Марк, и возвращайся с победой!
И Цицерон, окруженный всеми своими родственниками, друзьями, многочисленными клиентами и свидетелями из Сицилии, отправился на форум, где и должна была состояться первая сессия судебного заседания под председательством претора Мания Глабриона.
Первым, согласно установленному порядку, должен был начать слушание дела государственный обвинитель. Марк Туллий Цицерон поднялся на ростру. День обещал быть жарким в прямом и переносном смысле. Марк оглядел всех присутствующих, увидел довольного Верреса в окружении братьев Метеллов и защитника Гортензия. Заметив взгляд Цицерона, обращенный на него, Веррес вновь показал ему кукиш и язык. «О бессмертные боги! Ничего не меняется в этом никчемном человечишке», – подумал про себя Цицерон и, сделав небольшую паузу, начал обвинительную речь…
– Квириты! Что может быть хуже и страшнее, чем подорванная честь римского правосудия? (риторический вопрос) Спустя десять лет с того времени, как суды были переданы во власть сената, у римского народа сложилось мнение, что богатый и влиятельный человек может избежать наказания, подкупив судей и саму основу римского права.
О бессмертные боги! Как мы пришли к этому? Уважаемые председатель суда, Маний Глабрион, Квинт Манлий, Квинт Корнифиций, Публий Сульпиций, Марк Креперей, Луций Кассий, Гней Тремеллий, вам даровано право разрушить это мнение. Сами боги выбрали вас, когда вы метали жребий после того, как я попросил отвод других судей, подкупленных Верресом. Никогда еще не было столь достойного и честного состава судей, я благодарю богов, что именно вы будете рассматривать преступления Гая Верреса (комплимент). Я взялся за это дело вопреки своему нраву и принципам. Я всегда стремился защищать людей, а в этом деле я выступаю обвинителем. Но обвинитель ли я или защитник? Я твердо убежден: я – защитник всех обманутых, ограбленных и убитых. Поэтому я как патриот своей страны не мог пройти мимо этих чудовищных преступлений.
Кто же такой этот Гай Веррес? Может кристально честный человек? Как вы считаете, уважаемые судьи? (риторический вопрос) – и Цицерон пристально посмотрел поочередно каждому в глаза.
Все как один отвели взгляд в сторону.
– Тяга к грабежам, насилию, воровству и вымогательствам, можно сказать, у него в крови, – продолжил Цицерон. – Гай Веррес в одном лице – расхититель казны, угнетатель Азии и Памфилии, грабитель под видом городского претора, бич и губитель провинции Сицилии.
– Знаете, о чем он говорил на Сицилии? – вновь обратился к судьям Цицерон. – О бессмертные