когда выехали на улицу, Добрыня снял перевязь с княжеским мечом, бережно поцеловал лезвие и уже в ножнах протянул княжескому гридню:
– Все. Дальше меня провожать не надо.
Гридень, толстый и преданный малый, испуганно отшатнулся, оглянулся на терем. В одном из окон горит свет, мелькнула тень.
– Как велишь, Добрыня. Но меч…
– Отнеси князю.
– Как скажешь, Добрыня, – повторил гридень. – Но теперь это твой меч…
– Он нужнее Киеву, – отрезал Добрыня. – Пусть отдаст, к примеру, Алеше Поповичу.
Гридень покачал головой:
– Кроме тебя, такой меч князь никому не даст. К тому же Лешак вчера тоже умчался из Киева. Что-то срочное на дальней заставе!
Добрыня нахмурился. Тревожное почудилось, еще когда в Золотой Палате не узрел ни единого из семидесяти сильнейших богатырей, прозванных в народе сильномогучими. Мелькнул только Лешак, поповский сын, но вот унесло и его… Однако мимолетная мысль исчезла так же быстро, как и родилась.
Всю жизнь он посвятил защите родных земель. И сделал немало… Но оставшиеся две недели потратит только на себя.
Небо блистало утренним холодом, похожее на громадную льдину. На востоке из-за края земли поднималась алая заря, а с запада пронеслась странная звезда с двумя хвостами.
Застывшие за ночь створки городских врат надсадно заскрипели. Распахнулся простор, за спиной остались запахи сыромятных кож, горящего железа, хлеба, а впереди лишь широкий Днепр, а за ним – бескрайняя степь…
Стражи ворот хмуро смотрели, как огромный белый жеребец гордо и надменно ступил за черту города. Витязь держался в седле с такой же надменностью, смотрел вперед с упрямо выдвинутой нижней челюстью, суровый, по сторонам даже не повел глазом. Надвинутый по брови, блестит конический шлем, кольчужная сетка падает на широкие плечи. Его знаменитый длинный меч настолько длинен, что не пристроишь у бедра, как носят печенеги и славяне, а на широкой кожаной перевязи торчит по обычаю людей северного моря из-за спины.
Секиру и лук пристроил справа у седла, небольшой круглый щит – слева, выкованный из цельного куска железа, закаленный так, что даже прямой удар топора не оставит царапины, но и без хрупкости, когда может рассыпаться только потому, что небрежно бросишь наземь.
Он чувствовал в теле гремящую мощь, а под коленями перекатывались тугие мышцы коня, которого еще жеребенком сумел добыть в дивных странах. Если Снежка накормить отборным зерном, он мог мчаться выше леса стоячего, ниже облака ходячего, но только редкий человек усидит на таком богатырском коне!
Далеко на севере, почти по самому виднокраю тянулась темная полоска леса, а здесь степь стелилась без конца и края. У него было чувство, что вот так мир будет мчаться навстречу все отведенные ему две недели, дорога будет бросаться под копыта коня и пропадать как марево…
Под копытами гремела сухая земля, над головой выгнулось синее небо. Он мчался один в этом бескрайнем мире, ничьи глаза не смотрят, как он сидит, что делает, но он по-прежнему