своему разбирательству.
Элизабет знала, что он имеет в виду. Возникало все больше вопросов про тот подвал – в отличие от имеющихся у нее ответов. Напряжение нарастало. Полиция штата. Генеральный прокурор.
– Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Как Кэрол?
Бекетт опять откинулся в кресле и пожал плечами.
– Работает допоздна.
– В парикмахерских салонах тоже бывает такая горячка?
– Веришь или нет – случается. Свадьба, по-моему. Или развод. Короче, что-то такое празднуют. Вечером – глубокое кондиционирование. С утра стрижка и укладка.
– Ого!
– Во-во. Она все еще хочет привести тебя в порядок, кстати.
– С кем, с ортодонтом?
– С дантистом.
– А есть разница?
– Кто-то из них больше берет, по-моему.
Элизабет стряхнула воображаемую пылинку с плеча.
– Подождет.
– Послушай, Лиз. – Бекетт подался к ней, понизив голос. – Я ведь старался не дергать тебя с этой стрельбой. Верно? Старался быть напарником, другом, проявлять понимание. Но завтра эти копы из штата…
– У них есть моя объяснительная. Задавая одни и те же вопросы, не получишь каких-то других ответов.
– У них было четыре дня, чтобы найти свидетелей, поговорить с Ченнинг, обработать место происшествия… Они не будут задавать те же самые вопросы. Сама знаешь.
Она пожала плечами.
– Мой рассказ от этого не изменится.
– Это политика, Лиз. Сама-то понимаешь? Белый коп, черные потерпевшие…
– Они не потерпевшие!
– Послушай. – Бекетт изучал ее лицо, явно обеспокоенный. – Они хотят прищучить копа, который, на их взгляд, либо расист, либо психически нестабилен, или и то и другое сразу. Для них это ты. Скоро выборы, и генеральный прокурор хочет закорешиться с черным населением. Он думает, это как раз подходящий вариант.
– Да плевать я на все это хотела.
– Ты выстрелила в них восемнадцать раз.
– Они насиловали эту девчушку чуть ли не двое суток.
– Знаю, но послушай…
– Скрутили ей руки проволокой прямо до кости.
– Лиз…
– Да я сто лет уже Лиз, черт побери! Они ей сказали, что задушат ее, когда с ней закончат, а потом выбросят труп в карьер. Уже и пластиковый мешок, и строительный скотч приготовили. Один из них хотел отыметь ее уже мертвую. Называл это «родео с белой телкой».
– Да знаю я все это, – отмахнулся Бекетт.
– Тогда этого разговора не было бы.
– Но он есть, так ведь? Отец Ченнинг – богатый и белый. Люди, которых ты застрелила, – бедные и черные. Это политика. Пресса. Это уже началось. Сама ведь видела газеты. Еще вот столько, – он показал на пальцах, – и дело выйдет на общенациональный уровень. Люди хотят суда и приговора.
Элизабет знала, кого конкретно он понимал под «людьми». Политиков. Агитаторов-подстрекателей. Тех, кто считает, что существующая система окончательно коррумпирована.
– Ты можешь поговорить с юристом?
– Уже поговорила.
– Ой, да брось! – Бекетт откинулся