Тут погода каждые пять минут меняется. Смотри, уже солнце!
Действительно, солнце – бледное, выморочное, какое-то зеленоватое, как парниковая капуста, – уже заглядывало в окно.
– А может, дома? – спросил Шибаев. Ему было не до веселья.
– У меня ничего нет, – сказала Лиля виновато. – Пустой холодильник. Я не готовлю, только овсянку на завтрак. Залила кипятком, и все. А вечером мы с Аннушкой ужинаем на работе. Там всегда полно еды остается. Сначала я даже брала домой, а потом перестала. Стала поправляться… просто ужас!
– Когда тебе в ресторан? – спросил Шибаев. Ему давно хотелось спросить, когда она уходит из дома, но как-то не подвернулся случай.
– К семи. Но я не пойду сегодня, – ответила девушка, лукаво глядя на него. – Я позвонила Аннушке, сказала, что заболела. Знаешь, она сразу просекла… Спрашивает, ты одна? Я говорю, нет. Анька из мертвого все вытянет, – объяснила она, оправдываясь.
– Ты сказала ей что… кто?
– Она сама догадалась, – ответила Лиля, смутившись. – Честное слово.
Чертыхнувшись про себя, Шибаев сказал:
– Может, ты купишь что-нибудь, и мы по-быстрому…
– Ты не хочешь на океан? – В голосе ее звучала обида.
– Хочу, но мне нужно встретиться с… одним человеком. – Он взглянул на часы. – Давай в другой раз. – Это была жалкая мужская отговорка, которой женщины обычно не верят.
– Почему? – спросила Лиля, перестав улыбаться. Она смотрела на него взглядом побитой собаки.
Шибаев умел в корне пресекать всякие поползновения «наступить себе на хвост и сесть на голову», как называл это Алик Дрючин. «С ними нельзя по-человечески, – говорил тот. – Сразу наступят на хвост и сядут на голову». Но сейчас – то ли сказывалась стрессовая ситуация последних суток, то ли ему было жалко неприкаянную Лилю – но Шибаев чувствовал себя препогано. В довершение всего Лиля заплакала.
– Успокойся, – он погладил ее по голове. – У меня тут дело, я ведь не в гости приехал… Понимаешь? Я сюда на несколько дней всего. Ты хороший человек, просто я не для тебя. Ты еще встретишь своего парня…
Он нес какую-то чушь и был противен самому себе. Он жалел Лилю, а помочь ей не мог. Он мог бы сказать ей: «Езжай домой» – а что дома? В России таких, как Лиля, много…
– Извини, я позвоню тебе… – пробормотал он. – Не плачь, а то я сейчас тоже заплачу, ну?
Но Лиля все всхлипывала, вцепившись в рукав его несвежей рубашки, оплакивая свою нелепую судьбу, одиночество, напрасные надежды. Тут, к счастью, зазвонил телефон. Она замерла, оторвалась от Шибаева и взяла трубку. Он насчитал в квартире три телефона – в прихожей, спальне и на кухне. «Да, – сказала она в трубку. – Да. Что?» Она еще несколько раз повторила «да» без всякого выражения и ни разу не взглянула на Шибаева. В том, как она сдержанно повторяла свое «да» и старательно не смотрела на гостя, была настораживающая нарочитость. Шибаев почти слышал, как ее подружка, пожилая Аннушка, возбужденно