и с подозрительным прищуром. С тех пор как Ассунта видела свекровь в последний раз, полуседые ее волосы стали совсем белыми.
– Вернулся, значит, – произнесла Маристелла Каллипо вместо приветствия. Подставила сыну щеку для поцелуя и жестом пригласила гостей в дом, а сама немедленно взялась за отложенное шитье.
Хорош материнский прием, думала Ассунта. Сын, родная кровиночка, три с половиной года на войне провел! Неужто Маристелла Каллипо не тревожилась, неужто не молилась о нем каждый божий день, как она, Ассунта?
Дом родителей Антонио был старой постройки. Даже в те времена он считался старым, даже тогда подобных домов уже не делали, боясь скверной вентиляции. Потолка Ассунта могла бы коснуться, просто вытянув руку, – он буквально лежал на головах. Единственное окошко глядело на улицу. На кровати, которая занимала добрую половину комнаты, сидела девочка с младенцем на руках. В девочке Ассунта узнала Марианджелу, сестру Антонио; сейчас ей, верно, лет тринадцать. Антонио чмокнул ее в щеку, погладил дитя по головке и пошел в сад поздороваться с отцом.
Ассунта развернула бумагу, протянула подарок старшей Маристелле, которая отвлеклась от своего шитья ровно на столько времени, сколько требуется, чтобы поставить горшок на полку. Желая заполнить неловкую паузу, Ассунта произнесла:
– Видели, матушка, как выросла моя Маристелла?
Настал черед Стелле покрасоваться – но она почему-то дичилась. Тиская обеими ручонками подол платьишка, Стелла упорно глядела в пол.
– Ну же, Стелла, поздоровайся с бабушкой, – ободрила Ассунта. – Подойди, не бойся. Это твоя дорогая nonna. Поцелуй ее, доченька.
Стелла послушалась, протопала к столу, и Маристелла Каллипо нагнулась к ней, подставила щеку под влажные детские губки. Поцеловав бабушку, Стелла бросилась обратно к матери.
– А знаешь, в честь кого тебя нарекли Маристеллой? – продолжала Ассунта. – В честь бабушки – вот этой бабушки, папиной мамы.
Чтобы скрыть смущение, Стелла принялась сосать пальчик. Маристелла Каллипо как-то неуклюже дернула рукой – помахала, или что? Ассунту вдруг пронзила острая жалость к этой женщине, столь скованной даже с родной внучкой.
– А это, – продолжала Ассунта, беря Стеллу за плечики и разворачивая к девочке на кровати, – твоя тетя Марианджела. Ну-ка, скажи ей: здравствуйте, тетушка!
– Ciao, Zia, – произнесла Стелла.
Марианджела улыбнулась. Волосы у нее были сальные, лоб и подбородок в прыщах, но глаза – большие, темные – показались Ассунте очень красивыми.
– А малышку как зовут? – спросила Ассунта, про себя определив возраст девочки – месяца три-четыре, не больше.
– Анджела, – отвечала Марианджела.
– Почти как тебя! – воскликнула Ассунта. Не странно ли, что у сестер такие схожие имена? И снова обратилась к Стелле: – Видишь, доченька, какая славная bambina? Это твоя другая тетя, Анджела. Забавно, правда – у тебя, такой маленькой, есть совсем