ее нет в живых…
Чертова раздражительность! Изольда порой едва сдерживала себя, чтобы не сорваться на милого симпатягу Чашина, не считая других своих коллег из угро и прокуратуры, и все из-за того, что ночь она спала неспокойно, если вообще спала… Нервы? Быть может. Хотя раздражительность могла быть вызвана не столько самой бессонницей, сколько причиной, по которой эта коварная злодейка нахально поселилась в ее доме.
Ночь в тихой большой квартире полнилась тревожными мыслями, которые, словно обретая реальные очертания, метались по стенам синими зигзагообразными тенями, разрываемыми на части всполохами света от уличных фонарей. В такие минуты Изольда, обняв колени и вся сжавшись, сидела на постели с широко раскрытыми глазами и смотрела в одну точку, пытаясь сосредоточиться и понять, что же все-таки с ней происходит, откуда эта душевная дисгармония, внутренний страх перед чем-то неизвестным, живущим рядом с ней и мешающим нормальной жизни. Безусловно, работа, тяжелая и требующая неимоверного нервного напряжения, играла в этом пограничном с депрессией состоянии не последнюю роль, но при анализе прошедшего дня, который черно-белой хроникой прокручивался в мозгу, не возникало того леденящего душу ужаса, накатывающего на нее, какой вызывали события, относящиеся, казалось бы, к совершенно другой сфере ее жизни…
Почему-то, находясь на грани сна и яви, ей все чаще и чаще рисовалась в воображении детская песочница, мимо которой она проходила каждый день, но которая именно в дневные часы не производила на нее никакого впечатления. А вот по ночам, мучаясь бессонницей, Изольда представляла себе играющих там детей и даже слышала, как ей казалось, их нежные воркующие голоса и смех. Быть может, все дело было в материнском инстинкте, оказавшемся по воле судьбы невостребованным?..
А однажды произошло событие, и вовсе испугавшее ее. Как ей показалось, оно несло в себе элемент чуть ли не мистики. В дверь квартиры Изольды позвонила женщина и сказала, что дочь Изольды засыпала песком глаза ее дочери… Незнакомка громко обвиняла Изольду, что та не следит за своим ребенком и ее девочка может в результате этой шалости с песком остаться без глаз. Самое удивительное в этом происшествии заключалось в том, что Изольда, у которой никогда не было детей и уже, наверное, не могло быть, вдруг поверила этой женщине и пошла за ней, чтобы взглянуть на девочку, которую приняли за ее дочь. Но выйти из подъезда она так и не осмелилась, вдруг резко остановилась, посмотрела в глаза продолжавшей шуметь женщине и, покраснев и страшно смутившись, сказала, что у нее нет детей и что та спутала ее с кем-то…
Возможно, случись такое с другой женщиной, не так болезненно воспринимающей все связанное с темой материнства или самой успевшей стать матерью, та отнеслась бы этому нелепому недоразумению совершенно спокойно. Что же касается Изольды, то ей подобные ситуации казались знаками, на которые невозможно было не обратить внимания. Да и как можно было, скажем, остаться равнодушной ей, закомплексованной донельзя бездетной женщине, когда на ее имя вдруг откуда