кожной болезни, сжимали палку.
– Ребятишечки… – проскрипела бабка пронзительно. – Тама наши деревенские вам мальчонку тащили… Да он в лес удрал, ловят. Вы б спомогли.
Патер Владислав почувствовал прилив бодрости. Не подвели алкаши-то, поймали второго сына того бородатого недоумка, что с топором кидался.
– Далеко? – осведомился он. Голос был звучный, бархатистый, в храме таким хорошо вещать. Да и здесь не лишнее – бабка чуть на колени не упала, горб только помешал, вон как топорщится под тряпками.
– Рядом, рядом, – заскрипела она, дергая свободной рукой, показывая себе за спину. – Спомочь бы надо спымать.
Вот карга старая! А сама, небось, награды ждёт.
Михо, осмотрев «бабаку» на расстоянии, потерял всякий интерес. Это ипать нельзя. Только если год без бабы, тогда, может… Да и то вряд ли. Зря он ту молодуху в кустах прирезал, зря. Но дюже она кусалась, сучка.
– Так. Андрей…
– Я – Тимофей, – пискнул послушник.
– Да мне по хрену, хоть Васисуалий. Бери пару бойцов и за бабкой, пусть покажет, где там мальчонка. Потом всех приведёшь сюда, и деревенских, и парня, и бабку. Будем… хе-хе, награды раздавать.
Бабка молча повернула назад, постукивая палкой. Трое бойцов – Тимофей с автоматом за старшего, ещё двое с мечами – рванулись за ней. «Бабака» вроде и шла медленно, а догнали её уже возле поворота, где кусты закрывали дорогу дальше.
– Дагоняд, патэр?
– Куда денутся. Конечно, догонят. Иначе я на ремни нарежу. Или ты их в Полосе оставишь навсегда, типа как потеряешь.
Михо заливисто рассмеялся, сверкая зубами. Идея ему понравилась.
Патер-лейтенант повернулся, властно скомандовал остальному отряду собраться у подвод, поймать пасшихся поодаль лошадей и вести к телегам. Похоже, день ожидания окупился, скоро и ехать можно. Только пара послушников, повинуясь его жестам, осталась на постах. Пусть так, мало ли.
Остальные, довольно гогоча, уже бежали к командиру.
А вот за поворотом всё было не так радостно. Тимофей, от которого в серьёзном бою проку и так было бы немного, уже лежал на спине, булькая перерезанным горлом. Один из напарников валялся чуть дальше, мордой в пыльную дорогу, даже не шевелясь. Оставшийся послушник дрался с Санчо, пытаясь крикнуть, позвать на помощь остальных, только вот никак не мог – мощная рука наёмника зажала шею в замок, поэтому даже пропищать было проблематично.
Вран, откинув капюшон и вытащив со спины ком травы, изображавший горб, вертел в руках автомат. Лезть в драку ему прямо запретил Санчо.
Автомат был увесистый. На килограмм, наверное, тяжелее того, что у наёмника, с вычурным деревянным прикладом, украшенным резьбой и узором из сцепленных друг с другом косых семёрок. И магазин не пластиковый, а железный, рубчатый. К тому же на стволе были тонкие полоски зарубок. Глядя на оседающего послушника, которому Санчо свернул-таки шею, Вран пересчитал зарубки – одиннадцать. Что это значит? Непонятно.
Надо потом спросить у… напарника.