ветерок, случайно залетевший в рощу, весело играл разноцветным конфетти опавшей листвы. Желтые и багряные искры, поднятые им с пожухлой травы, вспыхивали в лучах угасающего осеннего солнца и печально опускались на остывающую землю. Природа готовилась ко сну, и где-то далеко на севере ледяная рука холода уже снарядила снегом серые стада облаков и направила их в путь. Деревья нехотя приветствовали ветреного озорника и едва слышно шептали ему оставшейся на ветках листвой: «Скоро снег, скоро снег, зима-а-а, зима-а-а». Ветерок смеялся и дергал сонные деревья за голые ветки. «Не спи-и-и! Ещщще не пора-а-а!» – кричал он им. «Пора-а-а!» – кряхтели голые деревья, скидывая оставшиеся листья.
Неожиданно ветерок врезался в стену. Опешив, он отлетел назад и увидел, что это – массивный ствол старого дуба.
– Ты меня напугал, толстяк! – засмеялся ветерок
– Извини! – простонал дуб.
– Почему ты грустишь – боишься зимы? – спросил ветерок
– Нет, мне грустно оттого, что я не могу говорить с людьми, – вздохнул дуб.
– А что бы ты им сказал? – не унимался ветерок: «Дровосеки, не рубите меня!»?
Дуб снова вздохнул, сотрясаясь всей своей кроной, и ответил заносчивому гостю:
– У меня есть тайна, и мне тяжело хранить ее в себе долгие годы.
– Расскажи мне! – оживился ветерок. – Я обожаю чужие тайны. Нередко я распахиваю ставни окон и вижу такое, что и пересказать-то трудно. Залетаю в харчевни и слушаю сплетни, а иногда я заглядываю в чужие письма и ради шутки вырываю послания из рук и несу далеко-далеко в другие земли. Кидаю их под ноги бродягам, а те разжигают ими костер. Я знаю много тайн. Хочешь, я расскажу, что видел вчера в мясной лавке или три дня назад в прачечной?
– Не-е-ет, – отвечал дуб. – Мне тяжело, потому что я ничем не могу помочь хорошим людям, и мне вовсе неинтересны чужие тайны.
– Расскажи мне, расскажи, расскажи, – шептал ветерок. – Я насвищу эту историю на ухо какому-нибудь менестрелю, он сочинит балладу, будет распевать ее повсюду, и, может быть, тот человек, о котором ты так печешься, услышит ее и узнает то, что должен узнать.
– Ну что ж, может ты и прав! – произнес дуб и неспешно начал свой грустный рассказ, скрипя могучими ветвями, словно ветряная мельница своими крыльями.
«Пятнадцать лет тому назад я так же, как и сейчас стоял на этом самом месте. Летнее солнце прогревало мою старую крону, в которой резвились десятки белок, собирая желуди. Дикие кабаны хрюкали у моих корней, подбирая то, что уронили вездесущие рыжие зверьки. Вороны важно расхаживали по моим ветвям и каркали на всю рощу последние новости. Лес жил своей жизнью, и я радовался каждому погожему дню, каждой божьей твари, давая ей кров и пропитание. В один из таких дней на мою ветвь присела растрепанная и перепуганная ворона. Задыхаясь от волнения, она начала рассказывать лесной братии то, что случилось у дороги. «Богатая карррета, боггггатая кар-р-рета», – кричала она. Хоть я довольно сносно знаю вороний язык,