ж, пусть ваша встреча состоится здесь. «Уж если делать, то скорее», – цитирует она. – И когда мне ожидать полковника?
Хелен взглянула на свои часики:
– Он должен быть с минуты на минуту.
Фидо вздрогнула.
– Я указала в записке четыре часа.
– Я не хочу присутствовать при этой сцене!
– Но, дорогая, я этого и не прошу! – Хелен подошла и взяла ее руку в свои удивительно холодные ладони. – Придумай какой-нибудь предлог и оставь нас одних на полчаса.
– Но…
Внизу тренькнул дверной звонок. Спустя минуту послышались тяжелые шаги Джонсон.
– Ты просто какой-то ураган, – проворчала Фидо. – Без тебя мне жилось гораздо спокойнее.
В глазах Хелен блеснули слезы.
– Не будь со мной так жестока, я не вынесу этого. Мне понадобится вся моя смелость для этого разговора.
– В таком случае помоги тебе Бог! – Фидо крепко обняла ее и поцеловала в блестящие волосы.
– Ты не встретишь беднягу у лестницы? – спросила Хелен. – Он с таким уважением относится к тебе!
«Что за чушь», – подумала Фидо, он и видел-то ее всего два раза. Но при всей своей щепетильности она сочувствует Андерсону, жалея из-за безнадежной любви; жалеет за по-собачьи преданный вид, когда он быстро поднимается по лестнице, не подозревая об ожидающем его ударе. Любовь к Хелен, вероятно, величайшая драма его жизни, отныне несчастного неудачника ждет лишь монотонная и будничная жизнь в полку. Ему следовало скрывать свои чувства, решила Фидо, и изливать их в плохих стихах, после чего прятать в столе под замком. Но подобного рыцарства давно уже нет в нашей жизни. И как можно винить его в том, что он признался в своей любви, когда Хелен – чувствуя себя одинокой, к тому же она так тщеславна – определенно охотно согласилась его выслушать? (В уме Фидо, направляющейся к лестнице, всплыла любимая мамина поговорка «Джентльмен остается джентльменом до тех пор, пока леди не забывает о том, что она леди».)
Поэтому она весьма любезно поздоровалась с полковником и заварила ему кофе, так как он не пьет чай; она даже предложила ему добавить в кофе немного бренди, чтобы успокоить нервы. Она поговорила о чудесной прохладной погоде, высоко отозвалась о речи мистера Гладстона по поводу тайного голосования.
– Возможно, время для этого настало. Ведь оно уже принято во Франции и в Италии.
– Вот именно! – с презрительным смешком отозвался Андерсон. – Это все паписты придумали. Британец бросает свой бюллетень открыто, на глазах у соседей, и не стыдится этого.
– Человек независимый определенно этого не стыдится, – согласилась Фидо. – Но большинство избирателей находятся в зависимости от своих сквайров, работодателей, богатых клиентов, поэтому в день выборов они походят на стадо робких овец. Разве тайное голосование не защитит их от преследований, не придаст им смелости выразить свое мнение?
Андерсон пожал плечами:
– По моему мнению, в этом есть нечто трусливое и унизительное.
– А вы не находите, полковник, что здесь кроется