чтобы ее не застали за этим занятием.
За ужином они говорили обо всем. Иногда разговор замирал, наталкиваясь на печальные, еще очень свежие раны, иногда убыстрялся, и даже перемежался шутками и улыбками. Они обменялись адресами, хотя знали, что переписка не сможет заменить им обоим живое общение. Джоан и Эдвин вручили Роберту подарок, чем снова растрогали его, и долго обнимали мальчика, повторяя, как им самим сложно
расставаться с ним. Анри и не думал ревновать. Он удалился за своим собственным свертком для Роберта, в котором было его первое письмо другу, и он взял с него обещание, что тот не откроет его, пока не прилетит во Флориду.
С улицы посигналили. Все поняли, что за Робертом приехали. Его самолет был в четыре часа утра, и оставалось совсем немного времени. Эдвин и Джоан еще раз обняли Роберта, пожелали ему всего самого лучшего, и спешно удалились, оставив Анри попрощаться. Роберт замялся, и первым начал говорить.
– Анри! Я хотел попросить тебя еще об одном!
– Знаю! – ответ Анри не удивил Роберта, – Конечно, я буду навещать его.
– Спасибо, – прошептал Роберт, и Анри знал, как много это значит для него.
– Знаешь..ты научил меня как впервые можно ощутить жизнь за пределами себя, – сказал Анри. – Ты дал мне понять, что и для меня в мире есть родственные души. И не обязательно быть похожими, вернее, наоборот, не надо..Ты просто принимал меня таким, какой я есть. А ведь я странный.
– Да, ты странный, – усмехнулся, ухватившись за фразу, Роберт, и в его голове были и детские, и взрослые нотки.
– Кроме тебя, на это способны были только родители. А я не знал, способен ли я. Ты так много сделал для меня.. Я счастлив, что мог быть твоим другом, – твердо сказал Анри.
– Я счастлив, что мог быть твоим, – ответил Роберт, – Вы трое стали моей второй семьей в самые тяжёлые времена. Я всегда буду тебе благодарен.
Коротко обняв друга на прощание, Роберт сделал знакомое движение локтем, каким они приветствовали друг друга в школе, и не в силах затягивать невыносимый момент, который не давал ясности, увидят ли они друг друга когда-нибудь снова, Роберт поспешно побежал по дорожке, и спустя пару мгновений, машина исчезла в темноте.
Анри плакал. Он медленно побрел в дом, где на столе нашел обрывок бумаги. «Не позволяй им называть тебя Дасти» – было написано на нем знакомой рукой.
С тех пор, как Роберт уехал, Анри вернулся к прежнему одиночеству с удвоенной силой. Учился он все также отлично, но в тот период абсолютно без какого-либо желания. Школьная жизнь с ее ярмарками и выездами по-прежнему его совершенно не интересовала. Он соглашался раз в полгода поучаствовать в школьном концерте, как в тот памятный раз, в конце шестого класса, когда он должен был декламировать отрывок из пьесы. Эта задача удавалась ему без лишних слов блестяще, но, выйдя на сцену, он объяснился со зрителями, что сегодня настроен на иное. Потом, в созданной данным заявлением тишине, достал