коньяка и бутылкой портвейна. Я поднес их к лампе.
– «Сент Джеймс», мать честная! На мальчиков можно положиться.
Я откупорил бутылку и налил Пат в чашку с чаем добрую толику рома. При этом я заметил, что ее рука слегка дрожит.
– Тебя трясет? – спросил я.
– Теперь уже лучше. Почти прошло. Ром хорош. Но я скоро лягу.
– Ложись немедленно, Пат, – сказал я, – пододвинем стол к кровати, и ты сможешь есть лежа.
Она дала себя уговорить. Я принес ей еще одно одеяло с моей кровати и пододвинул поближе стол.
– Может, сделать тебе настоящий грог, Пат, а? Это помогает еще лучше. Я быстро сделаю.
Пат покачала головой.
– Мне уже лучше.
Я взглянул на нее. Она и в самом деле выглядела лучше. В глазах опять появился блеск, губы налились кровью, матовая кожа ожила.
– Как быстро действует ром, просто фантастика, – сказал я.
Она улыбнулась.
– И постель тоже, Робби. Я лучше всего отдыхаю в постели. Она – мое прибежище.
– Мне это странно. Я бы спятил, если бы мне приходилось ложиться так рано. То есть одному, я хочу сказать.
Она засмеялась.
– У женщин все по-другому.
– Не говори мне про женщин. Ты не женщина.
– А кто же?
– Не знаю. Но не женщина. Если бы ты была настоящая, нормальная женщина, я бы не мог любить тебя.
Она посмотрела на меня.
– А ты вообще-то можешь любить?
– Ничего себе вопросики за ужином! – сказал я. – И много у тебя таких?
– Может, и много. Но что ты ответишь на этот?
Я налил себе стакан рома.
– Твое здоровье, Пат. Возможно, ты и права. Может быть, никто из нас не умеет любить. Ну, так, как когда-то, я хочу сказать. Но может, оно и к лучшему, что теперь все по-другому. Проще как-то.
В дверь постучали. Вошла фройляйн Мюллер. В руках у нее был крошечный стеклянный кувшин, на дне которого плескалось немного жидкости.
– Вот… я принесла вам ром.
– Спасибо, – сказал я, умиленно разглядывая стеклянный наперсток. – Крайне любезно с вашей стороны, но мы уже вышли из положения.
– О Господи! – Она с ужасом оглядела рать бутылок на столе. – Вы так много пьете?
– Только в целях лечения, – произнес я со всей мыслимой кротостью, избегая смотреть на Пат. – Все это прописано врачом. У меня излишняя сухость в печени, фройляйн Мюллер. Однако не окажете ли нам честь?
Я откупорил бутылку портвейна.
– За ваше здоровье! За то, чтобы дом ваш вскоре наполнился постояльцами!
– Премного благодарна! – Она со вздохом отвесила мне легкий поклон и пригубила вино, как птичка. – За то, чтобы вам хорошо отдыхалось! – Потом она лукаво улыбнулась мне. – Однако крепкий напиток. И хороший.
Меня так поразила эта перемена, что у меня чуть не выпал стакан из рук. У фройляйн Мюллер покраснели щечки и заблестели глаза, и она принялась болтать о всякой всячине, нам вовсе не интересной. Пат внимала ей с ангельским терпением. Наконец хозяйка обратилась ко мне:
– Стало быть, господину Кестеру живется неплохо?
Я