на галлюцинации или сны наяву. Чаще такое случается ночью. Солдату мерещится или даже видится подкрадывающийся или открыто идущий противник. Среди ночных шумов кажутся отчетливо различимыми бряцание оружия, звуки моторов, чеченская речь и отдельные слова. Солдату, у кого это случилось, товарищи говорили:
– У тебя «глюки» начались.
Над солдатами шизоидного типа смеялись и называли их «глюками». Они в обиде скрывали свои, как некоторым из них казалось, «сверхспособности», или «наваждения», и обращались к автору этих строк как к врачу за советом.
Офицеры сообщали, что у солдат на войне «глюки» бывают, но редко. Сколько подверженных им людей и какие они в психологическом смысле – определить трудно.
– Начал солдат задумываться, смотрит куда-то, не докричишься до него – жди «глюков», – рассказывал мне командир взвода.
Такое проявление военного стресса в большей степени, чем другие, ждет своего исследователя. Оно напоминает зачатки неразвернувшейся стадии реактивных психозов галлюцинаторно-бредового типа. Это могут быть временные, излечимые проявления травматического стресса. Психиатры с ними, как правило, не встречаются, так как к ним больные приходят с войны с развернувшимся реактивным состоянием. Причинами фронтовой стрессовой шизоидности могли стать и экстремально жуткая монотония кровопролитных боев, но вместе с этим и врожденная предрасположенность изнуренной боями души (психики) солдат (и офицеров, хуже, если и генералов). С исчезновением давления военного стресса «глюки» исчезали. Их можно рассматривать как элемент реактивного состояния, может быть, как ложные галлюцинации. Возникновение ничем не оправданной непроходящей злобы или нетерпимо болезненной обиды могли быть квазибредовыми состояниями. Но в некоторых случаях они могли стать проявлением большого психоза, пробужденного войной.
Итак, имевшиеся к началу пребывания в зоне боевых действий у солдат срочной службы доминирующие (преобладающие) и манифестированные (заметные) их различия можно было расставить по шкале «активность-пассивность» их боевого и просто человеческого поведения. К четвертому месяцу участия солдат в кровопролитнейших боях (в январе – апреле 1995 г.) эти их различия исчезли. Большинство солдат, оставшихся в строю, выживших, характеризовались успешностью в боях и «нормальным поведением» в условиях фронтового быта. Их поведение можно назвать конструктивным. Они адаптировались, претерпев военный стресс. Но немало было и тех, кто, напротив, стал хуже приспособленным к фронтовой обстановке, менее успешным в боях, чем был, когда только прибыл на фронт. Их поведение стало деструктивным. Вряд ли у них произошла дезадаптация (разрушение привычности) к боевой обстановке – ведь у них адаптированности и не было.
Выше рассмотрены результаты боевого психологического травмирования солдат-призывников во время чрезвычайного (по количеству боевых потерь) периода чеченской войны – в первые четыре месяца 1995 г. После