в одни руки прибрал, вот я и… – Он, не договорив, медленно опустился на одно колено, виновато склонил голову и повторил: – Прости, Константин Володимерович.
– Встань, встань. – Константин, как-то излишне, не по делу суетясь, помог Ингварю подняться с колен, зачем-то попытался отряхнуть его, приговаривая: – Сказано же, свободен ты. Сейчас пока нельзя, не так поймут, а со временем сможешь и обратно в свой Переяславль вернуться – обиды не причиню. Хотя условия прежние останутся. – И вдруг шепнул почти на ухо: – А обо мне она ничего не говорила? Не спрашивала?
– Кто? – не понял Ингварь.
– Да Ростислава же, – нетерпеливо прошипел князь.
– А-а, ну да, говорила как-то раз, но совсем малость, – честно уточнил Ингварь.
– И что говорила?
– Сказывала, что лучше бы я с самого начала своего стрыя послушался.
– Ага, ага, – закивал Константин, довольно улыбаясь. – А еще что?
– А еще сказывала, что тебе верить можно. Ты, мол, слово свое завсегда сдержишь.
– Так, так, – блаженно мурлыкнул князь. – А еще?
– Да все, пожалуй, – пожал плечами Ингварь, искренне злясь на себя за то, что так и не приучился врать. Сейчас, глядишь, и сгодилось бы. – Я же говорю, что малость совсем, – повторил он сконфуженно.
– Нет, Ингварь Ингваревич, то не малость, – убежденно произнес Константин.
Он задумчиво посмотрел на лежащего Ярослава, перевел взгляд на Ингваря, вновь на Ярослава и философски заметил:
– Наверное, и впрямь истинно в народе говорится: что бог ни делает – все к лучшему. Может, и это к лучшему, а?
Ингварь недоуменно посмотрел на рязанского князя и на всякий случай кивнул, хотя, честно признаться, так до конца и не понял – о чем говорит Константин и что имеет в виду. Потому и смотрел на него непонимающе, хоть и согласился… невесть с чем. Скрыть удивление не удалось – собеседник догадался, но пояснять ничего не стал. Вместо этого он, весело хлопнув юношу по плечу, осведомился:
– С тобой-то ныне много ли было рязанских людей?
– Трое, – насторожился Ингварь и заторопился: – Я как раз о том тебя попросить хотел. Ежели меня отпускаешь, то уж их вроде как сам бог велел. Они ни в чем не повинны.
– Боярина Онуфрия я с собой заберу, не взыщи. По нему веревка давно навзрыд плачет. Остальных же можешь найти, и я прикажу их освободить. Лишь бы они мечи не успели обнажить. Как их имена?
– Боярин Кофа Вадим Данилыч, – заторопился Ингварь. – А еще Костарь и Апоница.
– Слыхал? – повернулся Константин к одному из дружинников, стоящих чуть позади князя в ожидании распоряжений. – Сейчас пойдешь с князем Ингварем, и он поищет среди пленных своих людей. Всех, кроме Онуфрия, освободить и отвести к нему в шатер. – И он вновь обратился к Ингварю со странным вопросом: – А вот этот Апоница… Не он ли случайно был дядькой-пестуном[18] у княжича Федора Юрьича?
– У княжича не было дядьки, – помрачнев, ответил Ингварь. – Федя после пострига