и сказал, что это у мальчика болезнь роста, пройдет со временем.
– С годами мальчики из всего вырастают, – улыбнулся он, пробегая взглядом довольно внушительный счет за то довольно небольшое время, что он осматривал Барнаби. – Из брюк. Из послушания. Из почтения к родителям. Вам просто нужно набраться терпения, только и всего.
Элистеру и Элинор все это ничем не помогло – у них только еще больше руки опустились.
Теперь Барнаби спал на нижней кровати в комнате Генри; к низу верхней койки пришпилили два одеяла, чтобы он не бился головой о пружины.
– Наш потолок – просто загляденье, правда? – сказал Элистер, когда наконец сняли матрас с потолка спальни. Элинор кивнула, но ничего не сказала. – Хотя надо перекрасить, – добавил он, заполняя паузу. – На месте матраса он теперь пожелтел. И цветочки можно разглядеть.
В ванной у Барнаби тоже возникли сложности, но, вероятно, описывать их здесь бестактно. Достаточно сказать, что принимать душ было очень трудно, вопрос о ванне даже не вставал, а ходить в туалет требовало таких вывертов, что растерялся бы даже бывалый акробат.
По вечерам, когда они время от времени жарили барбекю на ужин, вся семья рассаживалась за столом в саду: Элистер, Элинор, Генри и Мелани на стульях под большим тентом, а Барнаби парил под самой его верхушкой. Крепкий зеленый брезент не давал ему улететь в атмосферу. Ему не разрешали мазать кетчупом сосиски или гамбургеры – капли соуса имели скверную привычку падать на головы родни.
– Но мне же нравится кетчуп, – жаловался Барнаби, считая, что все это очень несправедливо. Он теперь, конечно, умел говорить не только «Уа».
– А я предпочитаю не мыть себе голову каждый день, – отвечал его папа.
В таких случаях Капитан У. Э. Джонз сидел на земле, задрав голову, и ждал команды. Он некогда решил, что этот летающий мальчик – его единственный хозяин, поэтому больше никого не слушался.
Но часто дни проходили довольно скучно. Вскоре после рождения Мелани Элинор бросила работу, поэтому они с Барнаби подолгу оставались одни, и одиночество их разбавлял только Капитан У. Э. Джонз. Днем они почти не выходили из дому: Элинор не хотела, чтобы люди видели их с сыном – вдруг станут пялиться и показывать пальцами. Элистер тоже отказывался брать с собой Барнаби, когда в субботу утром ходил на рынок Киррибилли искать выгодных скидок. Он знал, что неизбежно станет тем, кого сам всегда презирал, – каким-то необычным человеком.
Вот по всему по этому Барнаби рос ребенком необычайно бледным: он почти не бывал на дневном свету. Некоторое время Элинор привязывала его бельевой веревкой на заднем дворе – пусть повисит на свежем воздухе пару часов. Если дул ветерок, мальчик даже вращался там почти весь день и ровно загорал со всех сторон. Но со временем такие прогулки пришлось прекратить: в разных углах сада стояли причудливые птичьи кормушки, а четырехлетний мальчишка, привязанный за щиколотки бельевой веревкой, махал в воздухе руками как сумасшедший и скорее напоминал не мальчика на прогулке, а пугало, поэтому птицы