наконец взяли свое, и постройки как бы растворились во тьме. Майор спрятал бесполезный бинокль и, поднимаясь с земли, на всякий случай уточнил у дежурившего здесь с утра Вукса:
– Хозяин с хутора никуда не отлучался?
– Никто не отлучался. – Вукс тоже встал и начал отряхиваться.
Но сомнения все еще мучили пана Казимира, и он спросил:
– А Гнат наш хуторной часом не соврал, что Меланюк этот сам-один к нему заезжает?
– Нет. Я ему втолковал, если что не так, – спалим. Уяснил…
– Уяснил-объяснил, а все может быть… – пробормотал майор.
– Так мы ж с Рыбчинским подстраховываем… – Вукс недоуменно пожал плечами и вдруг задал вопрос: – Пан майор, как вы считаете, самолет из Лондона будет?
– Не знаю, Владек… Я лично не надеюсь, но если прилетит, посажу на него летчиков. Они, как я понял, свой выбор сделали.
– А вы, пан майор? – Вукс проявил странную настойчивость.
– Еще нет, Владек, но нам всем предстоит сделать выбор. Тем, кто уцелеет… – уточнил пан Казимир и насторожился.
Послышались негромкие шаги, и из-за кустов появился поручик Рыбчинский, контролировавший подходы к хутору с другой стороны.
– Все в порядке, пан майор. Можно идти…
– Тогда пойдем.
Пан Казимир вздохнул, на всякий случай поставил ВИС на боевой взвод и в сопровождении обоих поручиков зашагал к хутору.
Вблизи дом казался приземистым, беленые стены скрадывались темным свесом крыши, и только деревянные балясины входа хорошо прорисовывались на сером фоне. Где-то за углом звякнула цепь, и, не дожидаясь, пока собака зайдется лаем, пан Казимир подтолкнул Вукса.
– Давай, Владек, стучи.
На стук долго никто не откликался, и только неугомонный пес, гавкая, гремел цепью. Наконец за дверью послышалась возня.
– Ну, открывай, Гнат, открывай! – насмешливо приказал пан Казимир и потянул дверь на себя.
– А це вы… Прошу, прошу… – Гнат, сам открывший дверь, услужливо кланялся, отступая в глубь коридорчика.
Оставив Рыбчинского на крыльце, пан Казимир и Вукс пошли за ним и очутились в низкой горнице с лавками вдоль стен. В переднем углу над лампадкой теснились иконы, украшенные дешевой фольгой, а посередине комнаты, на дощатом столе, светила семилинейная керосиновая лампа с надбитым стеклом. Фитиль ее слегка косил, и язычок пламени завивался с одной стороны струйкой копоти, тянувшейся к отбитому краю.
– Ну, принимай гостей, Гнат, – пан Казимир уверенно шагнул вперед и сел на лавку, покрытую домотканым рядном.
Хозяин засуетился, явно порываясь поставить что-то на стол, но майор жестом вернул Гната на место.
– Подожди, успеется, сначала дело.
– Справа? – как-то неуверенно протянул Гнат и покосился на Вукса, подпиравшего спиною дверной косяк.
– Ну да, дело, – подтвердил поручик. – И не метушись, а то знаешь, Гнат, скажем немцам, что ты наш, они тебя и повесят!
– Чого мени метушитись? – Гнат сразу обмяк