и бурелом заставляли делать объезды. Охотники надели лыжи. Попов, Удима, Фомка и Сидорка пошли вперед. Остальные должны были идти с нартами по их следу.
Впереди шел Удима, прокладывая лыжню. За ним, один за другим, – Фомка, Попов и Сидорка. Фомка взял с собой рыжую лайку Хитрого.
Пищаль была у одного Сидорки. Фомка и Попов были вооружены лишь рогатинами да ножами. Фомка не признавал иной охоты на медведя, кроме охоты с рогатиной. Охотиться на медведя с пищалью, по его мнению, – глупое баловство.
– Перво-наперво, – говаривал он, – пищаль может дать осечку, а если зверь близок, – тут тебе и конец. Опять же, с первой пули навряд ли ведмедя убьешь. А заряжать-то ее, пищаль, и-и, как долго… Нет, робята, слушайте старика: нет надежнее доброй рогатины.
Попов также предпочитал рогатину. Его увлекали волнующие переживания единоборства со зверем. Он жаждал рукопашной схватки, в которой обострены все чувства, на одной чашке весов – сила, мужество и ум человека, а на другой – сила и хитрость зверя. Попов гордился своей победой над могучим зверем, хозяином леса.
Удима же должен был лишь показать берлогу. Якуты боялись и почитали медведя, и от Удимы никто не ждал, что он может убить зверя. Удима был вооружен пальмой[47] и саадаком. В руке, как и другие лыжники, он держал батожок с широким нижним и крючковатым верхним концами.
Лес покрывал всю гору. Чем выше поднимались охотники, тем тоньше становились деревья. Местами появлялись полянки и кустарники. Часто приходилось обходить большие камни, засыпанные снегом.
Мороз крепчал. Воздух был неподвижен. Скрип снега, треск задетой ветки – каждый звук в лесной тиши был слышен далеко. Бледно-голубое небо просвечивало меж ветвями.
Хитрый бежал впереди, проваливаясь в снег по брюхо. Вдруг собака оглянулась, как бы недоумевая: перед ней был пологий спуск. Удима подал знак охотникам. Затем, сев верхом на батожок, он покатился вниз по склону, правя батожком, как рулем.
Охотники последовали за Удимой тем же способом. Хитрый скатился кубарем. Под горой прошли еще с версту. Хитрый, бежавший впереди, остановился и зарычал. Шерсть на его спине поднялась дыбом.
– Ведмедя учуял! – тихо сказал Фомка.
Он подозвал Хитрого, взял его на сворку и снял ножны с пера рогатины. Хитрый рвался вперед, натягивая сворку.
К великому удивлению охотников, до них донеслись голоса людей.
– Фома, – сказал шепотом Попов, – обожди здесь с Хитрым. Мы глянем, что там за люди.
Фомка остановился. Попов, Сидорка и Удима стали осторожно пробираться дальше.
Перед ними открылась гряда больших мшистых камней, полузасыпанных снегом. Охотники добрались до камней и выглянули из-за них.
Посреди прохода между скал сидел громадный бурый медведь. Видимо, это был шатун, не успевший залечь в берлогу. Шагах в двадцати от него стоял старый якут. Он держал шапку в руках и низко кланялся медведю, что-то говоря по-якутски. Поодаль стояло человек десять якутов, державших