Небесной, видно, не угодно, чтобы вы садились на пути в Ее обитель; надо идти.
Усталости моей как не бывало. Да! Видно, взявшись за плуг, не следует оглядываться назад! Царице Небесной не угодно! Да где же это я в самом деле?
Какие это я по-нашему, по-мирскому, «дикие» слова слышу, да еще произносимые с такою силой убеждения, которая исключает всякую возможность какого-либо сомнения!..
Я и сам убежден. Мне самому уже нисколько не кажется странным, что те или другие мои действия и поступки могут быть угодны или неугодны Царице Небесной. И что странно – такая внезапная как бы высота моя, поднявшая меня до Владычицы мира неведомого, меня ничуть не возвышает и не умаляет. Я все тот же, но только вера моя уже не допускает никаких сомнений. Я знаю, что вступаю в мир сплошного чуда, что я иду не в Дивеевский женский монастырь, расположенный в Ардатовском уезде, Нижегородской губернии, а в лавру, где Игуменьей Сама Заступница рода христианского, где живет и действует дивный устроитель и попечитель обители отец Серафим Саровский. Грань между видимым и невидимым, помимо моей воли, нарушилась и слилась в один неудержимый поток безграничной веры, затопивший и ум мой, и мое сердце.
14
Зазвонили ко Всенощной, когда мы были уже на полях только что сжатой Дивеевской ржи. Вошли в ограду монастыря. Сестры повели меня к себе: «Чайком хоть горлышко промочите – ведь, небось, устали, родимый! Ко Всенощной еще поспеете: до второго звона еще далеко… Батюшка! Да вы никак всю дорогу шли без шапки?!.»
Действительно, я сам того не замечая, всю дорогу, точно не смея покрыть свою голову, шел с непокрытою головой.
Выпил я у них, приветных, чаю. Но пора было спешить ко Всенощной. Утолив нестерпимую жажду, поблагодарив своих «сестриц названых», я пошел в собор.
В собор я вошел к самому величанию Божией Матери. Народу из мирских было немного.
Когда отошла Всенощная и стройные ряды нескончаемой вереницы монахинь степенными парами стали подходить прикладываться к образу Божией Матери, я попросил близ стоявшую монахиню передать через благочинную игуменьи письмо, врученное мне еще в Москве одной из глубоких почитательниц памяти отца Серафима Саровского.
Пока ходили с письмом, я, присев в темном уголке собора, мог оглядеть его и был изумлен его великолепием: чудная живопись, масса воздуха, красота отделки, еще не вполне, правда, законченной, – вот оно живое исполнение пророческих слов отца Серафима: «Саровские собору вашему завидовать будут». Какая нужна была в то время вера у сестер, которым в своем захолустье не на что было купить маслица для лампадок, чтобы нести свой тяжелый крест абсолютной нищеты в уповании на вдохновенные слова своего батюшки! А ведь некоторые из сестер, его современниц, дождались своего предсказанного собора. Подошла какая-то монахиня:
– Матушка игуменья вас просит.
Опять пришли мне на память пророческие слова о. Серафима:
– Тогда, радость моя, и монастырь у вас устроится, когда игуменьей будет у вас Мария, Ушакова