покорить высший свет Санкт-Петербурга. Но трагедия, произошедшая с Петром Ивановичем на Ходынском поле, разрушила все её мечты. Ольга Андреевна плакала, оставляя Москву, плакал и московский свет, провожая в деревню свою прелестную Оленьку.
Поначалу жизнь в Богоявленском казалась Ольге Андреевне ссылкой, карой за грехи прошлой жизни. Но постепенно она научилась жить вопреки своему положению. Стараясь соответствовать французским модным канонам, она избегала солнечных лучей даже зимой, пудрилась светлой рисовой пудрой, стремясь к эффекту болезненно-бледного вида, платья носила напоминающие по форме цветок, подчёркивающие узкую талию, грудь, бёдра, создающие элегантный, невесомый силуэт. Вслед за Верой подарила мужу сына Андрея и дочку Ксюшу, сумев при этом сохранить тонкий стан и лёгкую походку. Увидев эту женщину даже мельком, никто не сомневался относительно её статуса, княгиня Сенявина была княгиней во всём.
– Безусловно, петербургские модные дома – главные в России, – щебетала Ольга Андреевна. – Москва таким количеством домов похвастаться не может. Самые знаменитые, разумеется, Дом Бризак, Дом Гиндус и Дом Ольги Бульденковой, но, увы, их отличает элитарность. Дом Бризак, к примеру, является поставщиком двора и высочайшим повелением императрицы обслуживает не принадлежащих ко двору лишь двух клиенток – Анну Павлову и Анастасию Вяльцеву.
Простая, добротная женщина Василиса Ивановна Мищенко имела самое простое происхождение, и происхождение это выдавало её во всём. Сказочные рассказы своей собеседницы она слушала с едва скрываемой завистью к блестящей княгине. Но Ольга Андреевна, упиваясь своим превосходством, продолжала разговор:
– Третьего дня были с Петей с визитом у Соловьёва, так его супруга хвасталась елецкими льняными кружевами. Я же предпочитаю брюссельские, о чём и поведала. На что Соловьёва принялась мне объяснять, что наши кружева намного лучше. Она никак не возьмёт в толк, зачем заказывать кружева в Брюсселе, когда Елец совсем близко. Но помилуйте, это нелепо ровно так же, как если заказывать самовар в Париже, – рассмеялась Ольга Андреевна.
На другом же конце стола разговор шёл куда менее беззаботный и совсем безрадостный. Последний год все мысли и разговоры мужчин занимало только одно – русско-японская война.
– Вот, Митрофан Спиридонович, сегодняшний выпуск, – Пётр Иванович протянул Митрофану Спиридоновичу газету. – Первая полоса: японцы заставили отступать русскую армию.
– Да что там, Пётр Иваныч, какая могёт быть война в такой дали от центров. А ещё это восстание, мать его… – махнул широкой ладонью Митрофан Спиридонович. – Сам же сказывал, что в столице делается.
– Да-да, а как всё начиналось? В начале войны никто не оставался равнодушным. В общественности преобладало настроение, что на Россию напали и необходимо дать отпор. Я был тогда в Петербурге, Митрофан Спиридонович. И в столице самостоятельно возникали невиданные