отрок, – всплеснул руками Василий Краснов. – А память? Память-то какая! Нет, как хотите, господа, а остаться без памяти от такого торжества мне просто зазорно.
– И всё-таки, Василий Саввич, Пётр прав! – не согласился с ним Михаэль.
– Помилуйте, Василий Саввич, – продолжил князь Пётр. – В моём полку говорят, что подарков заготовлено 400 тысяч! Всем должно хватить, и не стоит ради этого проводить ночь на поле.
– 400 тысяч штук, всего-то! Нет-нет, господа, и слышать ничего не желаю. Вы как знаете, а я отправлюсь.
Старик Василий Краснов был непреклонен, и, дабы не оставлять родного дядьку одного, Петру Сенявину ничего не оставалось, как отправиться с ним. Вот только предчувствия у Петра были самые скверные.
Приехав на Ходынское поле, которое было выбрано властями местом народного гулянья в день коронации нового императора Николая Александровича, Пётр сразу обратил внимание, насколько неудачно оно было выбрано. Испещрённое глубокими рвами, оврагами и траншеями, сплошь в ямах и заброшенных колодцах, оно могло быть пригодно лишь для военных целей, оттого и использовалось как учебный плац для войск московского гарнизона.
– По какой страшной беспечности выбрано это место, – сказал Пётр, оглядевшись вокруг.
Идти с дядькой на поле он наотрез отказался, предпочтя остаться в экипаже, неподалёку от буфетных лавок. Рядом с Петром было оставлено ещё несколько экипажей, и он невольно услышал разговор двух ямщиков.
– …а подарки-то, я слыхал, и впрямь царские. Говорят, будто в цветной платок завернуто полфунта колбасы, сайки, конфет разных, а ещё орехи, пряники, да кружка, та, что… – мужик замялся, вспоминая нужное слово. – Ну как это? Которая вечная.
– Ну?! – изумился второй ямщик.
– Вот тебе и ну! А ещё зрелища, говорят, невиданные будут.
– Это ж какие ещё такие зрелища?
– А такие! – продолжил рассказывать с горящими глазами первый ямщик. – Будто представления будут из разных опер и цирк с дрессированными зверятами приедет.
– Ну?! – снова изумился второй ямщик.
– Вот тебе и ну!
«До чего же наш мужик охоч до развлечений, – подумал про себя Пётр. – А ведь всё от темноты его, неграмотности. Скорее всего, эти два мужика за жизнь свою ничего, кроме этих вот повозок, и не увидят, а тут такое зрелище!»
Невообразимая жалость к ним вдруг наполнила сердце Петра и нестерпимое желание покинуть это место как можно скорее, чтобы не видеть, как эти люди начнут хвататься и драться за полфунта колбасы.
– Живого царя бы увидать, вот это да, а то когда это ещё случай представится, – прозвучал голос дядькиного кучера Кузьмы.
Но Пётр ничего ему не ответил. Даже будучи убеждённым монархистом, он не испытывал сейчас такого желания. Образ императора оставался для Петра божественным и недосягаемым.
Тем временем Ходынское поле всё больше и больше погружалось в полную тьму, и ночь, как на беду, была безлунная. А люди всё прибывали, и всё более плотной становилась необозримая толпа. Некоторые