и отец по-настоящему взбесился. Он кричал на неподвижную беспомощную мать, проклинал и угрожал, что оставит подыхать ее в одиночестве, если она будет пытаться сбежать. Я испугался, потому что не понимал, что так сильно разозлило отца.
Разве могла парализованная старуха убежать или хотя бы уползти из своей комнаты? Отец успокоился быстро, объяснив вспышку ярости беспокойством, что бабушка могла разбить голову, упав с кровати. Потом мы вместе подняли Клариссу и усадили в кресло. Отец проверил ее голову и, убедившись, что она в порядке, заботливо собрал спутавшиеся седые волосы в аккуратную прическу и накормил. Бабушка не реагировала на действия отца, молча жевала свою кашу, глядя сквозь нас мутным потусторонним взглядом. Покончив с ужином, отец ушел посмотреть скрипящие ворота, а мне было велено рассказать бабушке, как мои дела в школе.
В комнате сразу повисла мертвая тишина, прерываемая лишь неровным сиплым дыханием старухи. Я сидел на стуле возле стены и старался не смотреть на нее, разглядывая деревья за окном или рисунки на обоях. Мне было жутко, но ослушаться или выйти из спальни я не мог. Внезапно Кларисса захрипела, привлекая мое внимание, и я чуть не обделался от страха, заметив, что она смотрит прямо на меня. Не сквозь или мимо, а осознанно и ясно. Старуха открыла кривой беззубый рот, накрашенный красной помадой, и замычала, пытаясь что-то сказать. Я застыл, парализованный ужасом, неотрывно глядя в лихорадочно горящие глаза Клариссы Хадсон. Она казалась высохшей ведьмой, насылающей на меня проклятье. Я затрясся от страха, когда старуха вдруг подняла вверх указательный костлявый палец с длинным покрытым алым лаком ногтем, и отчетливо услышал, как из ее горла вырвалось сиплое: «Беги». Я вскочил на ноги, резко двинулся к двери, в панике дернул ручку, и та поддалась. Мне повезло, что отец забыл запереть замок. Так я думал тогда… Повезло.
Выскочив в коридор, бросился к входной двери, но на половине пути замер, услышав странные звуки наверху, похожие на скулеж собаки или какого-то другого животного. Мне пришла в голову мысль, что какой-нибудь уличный пес мог забраться в дом в поисках еды и угодил под рухнувшую полусгнившую мебель. Звук повторился, и страх уступил жалости. Я развернулся и направился в сторону лестницы, поднялся на второй этаж, не подозревая, что одной ногой угодил в ад.
Оказавшись в неосвещенном коридоре, я пошел на звук жалобного поскуливания. В кромешной темноте, шаг за шагом, держась за обшарпанные стены, с которых отлетала штукатурка и сыпалась под ноги, издавая хруст под новыми модными кроссовками. Их купил мне отец в прошлые выходные, а после мы вместе ходили на матч его любимой футбольной команды. Я вспоминал об этом тогда, чтобы не сойти с ума от страха, ледяной петлей сдавившего пересохшее горло.
Я шел вперед, нажимая на все попадающиеся ручки запертых дверей. Глаза постепенно привыкали к иссиня-черному мраку, размазанному вдоль равнодушно взирающих на меня стен. Коридор казался бесконечным, и я начал считать шаги, чтобы как-то избавиться от дышащего