чью-то направляющую руку. Вот только впервые она указала преступить естественный уклад предков. И я не отказался от своей веры, тем самым подтвердив, что искренне искал Бога. Люди обычно ведь не Его ищут, а как устроиться получше. Я не обвиняю, они имеют право жить, как хотят. Но мне тошно смотреть на пошлость каждый божий день. Да если бы только смотреть! Они же навязывают свой образ мира мне и не просто раздают советы, а втемяшивают в голову, каким я должен быть.
Отрицают Бога не в жарких спорах. Спроси прямо, веруют ли они, и они подтвердят, безусловно, свою преданнейшую веру в Господа. Но живи с ними в быту… А, что, я говорил тебе это уже, да? Ах, точно, у меня самого тогда мысли вихрились и повторялись. Но я оценил в себе способность проникнуть за грань. Было страшно и сладко. И, главное, этот ветер, он все еще вел меня. Это был не я, клянусь. В мою голову приходил кто-то другой. Он говорил, куда идти, но никогда не отвечал на вопрос, куда я приду.
А пришел я к широкой красивой реке. Понял, что пришел, потому что больше никуда не тянуло и стало необычайно радостно. Отдых на берегу. Никогда не видел таких больших и чистых рек. Величие – ее неотъемлемое свойство. Она будто светилась на глубине. Манила.
Я нырнул в ее воды: задержал дыхание и завис. Прохлада оплела тело. Иные звуки… Ну, ты нырял когда-нибудь? Наверное, имеешь представление, что там слышится. Еще висишь, а тебя нещадно выносит на поверхность. Я крутился, ёрзал руками-ногами, опускался, но секунды под водой были коротки. И вот уже наверху – в своей рядовой повседневности. Будто мимолетное наслаждение тебе не принадлежит, ты его украл, и у тебя забрали назад. Все отчаяннее стремишься, все меньше находишь. Тем более, что вернулась память, кто ты и что с тобой было вчера. И вода уже не освежающая, а холодная, да и просто надоело без толку трепыхаться вверх-вниз.
Я вылез на берег и растянулся под солнцем, увлекшись ощущением того, как нагревается кожа. Обычно же человек прячется в тень, но вода обезопасила меня от зноя. Потом вернулся в воду, нырнул с закрытыми глазами. А когда открыл их посреди реки, в полруки от себя увидел большущую змею. Это было как-то так: АААААААААААААААА, – хоть это и не самая толковая реакция. Змея же молча поплыла прочь.
Моему раю пришел конец. Мир опасен! Я, разумеется, это знал, но я был так свободен, понимаешь? А теперь вспомнил, что есть ограничения на радужное счастье. Забудешься – никакой ветер не спасет. Кстати, может, его и вовсе нет? А я просто хотел быть счастливым…
– Долго еще бушь слоняться, олух? – крикнула «базарная баба» из головы. – На большее-то неспособен, лишь нелепо гигнуться? Зачем тя тока мать родила? Ой, держите меня. Шалопай безмозглый!
День был испорчен. Я больше не был один, ни наедине с Богом, ни даже одинок в моей Пустыне. Со мной были все: и эта женщина, и раввин, и соседи, и моя невыданная за меня жена. Лидером-зломучителем теперь стал раввин. Вспомнилось, как он недавно выговаривал мне, что я не починил крышу. В моем доме – в моем доме, понимаешь?! – от старости провалилась кровля. Ну какое его дело? А он зашел без спросу, все внимательно осмотрел да говорит:
– Ты