бросается в глаза… О, смотри, там впереди…
В эту минуту испанец вышел из церкви, не дожидаясь окончания службы, и тотчас смешался с уборщиками мусора и бродягами, чтобы его не заметили.
– Те же волосы, стройный, та же осанка, – подытожил Лоран. – Согласен, черты лица другие и, вероятно, некоторые другие детали тоже, в чем мне не удастся убедиться, хоть и хотелось бы.
– Так, стало быть, ты меня все еще любишь?
– Надо думать! – проворчал Лоран, пожимая плечами. – А ты?
– Вернемся домой, и я докажу тебе…
Жан, взволнованный, трепещущий, но внешне невозмутимый, включил двигатель, и они направились на авеню Лепутр.
Каждый раз по возвращении из церкви, где они подсматривали за четой Гренье, Жан и Лоран занимались любовью. Каждый раз их ласки подпитывались невысказанными чувствами. На этот раз к ним примешалась брутальность, конечно, брутальность просчитанная, означавшая: «Я так сильно хочу тебя» – и возвращавшая очарование первых объятий.
Рождение Давида знаменовало возрождение их союза. Жан и Лоран забыли данное на пороге церкви обещание больше не видеть ни Эдди, ни Женевьеву. Они следили за тем, что происходило в квартале Мароль.
Сплетни Анжелы не давали полной картины. Лоран взял дело в свои руки. Так как в Королевском парковом театре он общался с коллегами-электриками и машинистами сцены, обитавшими в Мароль, то он взял за правило ходить с ними в тамошние кафе, пропускать по кружке пива; он даже полюбил боулинг.
И вот через несколько месяцев ему удалось кое-что разузнать: испанец оказался не испанцем, а итальянцем, его звали Джузеппе и он тоже был женат. Чем и объяснялась его чрезвычайная осторожность.
Хотя никто не подозревал о связи Женевьевы и Джузеппе, все могли видеть, как прелестная, энергичная, уверенная в себе женщина с детской коляской пересекает улицу, и убедиться, как она чувственно расцвела под воздействием любви.
Наконец Анжела возвестила, что во время перебранок, которые доносились до нее из соседней квартиры, Женевьева требует развода.
– Муж-то против, потому как после ее ухода этот безрукий останется без гроша в кармане! Но Женевьева, та стоит на своем. Ее теперь просто не узнать…
– Анжела, вам не кажется, что у нее есть любовник?
– Scherzate![11] Когда живешь с таким pezzo, sarebbe giudizioso[12] завести полюбовника, да только она не такая! Santa Madonna…
Как только Анжела покинула магазин, Жан повернулся к Лорану и с чувством произнес:
– Наша маленькая Женевьева дает бой.
– Да, я горжусь ею.
– Удастся ли ей?
– Если бы ты видел ее с Давидом на руках, ты бы не сомневался! – воскликнул Лоран.
Мужчины обсуждали Женевьеву, Эдди, Джузеппе, Давида, Минни, Джонни, Клаудию так, будто речь шла об их собственной семье. Они не сознавали, что история той, другой, пары, ее семейной жизни отныне стала частью их собственной. Все эти люди сделались близки им.
Им никогда не приходила в голову мысль, что если бы их имена – Жан Деменс и Лоран Дельфен – услышали в доме Гренье, то не