Лепутр Жан рассказал об этом Лорану. Тот в свою очередь нахмурился.
– Он в открытую заводит любовниц?! – проворчал он. – Ну и свинья! Разве не следует соблюдать приличия?
– Следует, причем всегда!
Любовники понимающе посмотрели друг на друга и вернулись к своим занятиям: один чистил овощи, другой накрывал на стол. Этот обмен мнениями подтвердил негласный уговор.
Жан и Лоран не питали иллюзий: они понимали, что мужчинам трудно устоять перед искушением, но они также знали, что минутный порыв не влечет за собой последствий – хоть женщины и отказываются в это верить! Переспав с кем-то на стороне, мужчина любит свою спутницу или спутника жизни не меньше, чем прежде. Сердце само по себе, тело само по себе. Для мужчины секс и нежная привязанность не всегда идут рядом.
Между Жаном и Лораном было достигнуто согласие: в том, что касается чувств, они хранят друг другу верность, что не исключает плотских измен; запрещено лишь выставлять их напоказ или влюбляться. Легкие отклонения допустимы, пока они проходят незамеченными, без последствий. Благодаря этому Жан и Лоран любили друг друга, не прибегая к кастрирующему чувство деспотизму.
Вот поэтому они порицали грубость Эдди и презирали его за то, что тот унижает супругу: если уж приспичило сходить налево, то не стоит трубить об этом на всю округу и причинять страдания ближнему.
В следующие месяцы они часто задумывались насчет страшившего их параллельного брака. Им хотелось вмешаться, замедлить этот распад. Но что тут можно было сделать? И по какому праву?
Они поражались, насколько этот брак отличается от их жизни. Хотя они и жалели о том, что им не дано иметь детей, но ведь они жили вместе не ради этого! Хотя они составляли мужскую пару, эта аномалия парадоксальным образом облегчала им жизнь, так как двум особям одного пола легче понять друг друга, чем разнополой паре. Так, может, в этом и состояло преимущество маргинальности?
В Рождество из утренней болтовни Анжелы Жан узнал, что Женевьева беременна.
– Quale cretino![5] Мало того что ни одной юбки не пропустит, так еще и набрасывается на свою благоверную! Povera Женевьева! Теперь ей предстоит прокормить четыре рта: un marito incapace[6] и троих ребятишек!
Вернувшись домой, Жан сообщил Лорану о предстоящем рождении ребенка.
В день крестин они отправились на церемонию, где, укрывшись в глубине церкви, увидели участников того памятного венчания. Прошло пятнадцать лет, кое-кого было не узнать – у одних прибавилось морщин, они стали ниже ростом, другие же неплохо сохранились, детишки превратились в подростков, а подростки в зрелых людей.
Но взгляды Жана и Лорана были прикованы к Эдди и Женевьеве.
Женевьева почти не переменилась. Ее красивое, с правильными чертами лицо лишь утратило свежесть. Будто его затуманила тень несбывшихся мечтаний. Но то, как цепко она держала новорожденного, выдавало ее тревогу: она держалась за него как за последнюю надежду – немой крик, адресованный собравшимся: «Вот видите, я все еще его жена! Видите, Эдди по-прежнему любит меня!» Несчастная не могла