заметил кровь на шарфе. Рука тоже была в крови. Он пытался остановить кровотечение, прикладывая к носу снег…
Играл эту роль Глеб Посудников, молодой поэт, с которым Платон познакомился, когда они с Ульяной снимали комнату на Кирочной, недалеко от метро «Чернышевская».
По окончании ленты долго не зажигали света. Была тишина.
«Им было неинтересно», – обречённо подумал Платон.
В отличие от студии здесь никто не высказывал своего мнения раньше, чем это сделает главный редактор.
Наконец зажгли свет.
Он увидел себя их глазами. Увидел «мелкотемье» и все накладки полупрофессиональной операторской работы. Скованность актёров. Увидел себя – раздавленного своей попыткой сказать не сказанное другими… то, что он сам чувствовал… Попытаться понять загадку общества, которое вроде воспитывало в людях добро и бескорыстие, а порождало зло и беззаконие…
– Не понравилось? – спросил он.
– Трудную задачу вы задали нам, молодой человек, – ответил главный редактор. Мягко ответил, даже ласково.
– Не понравилось? – повторил Платон свой вопрос.
– Не в этом дело, понравилось или не понравилось… Вы, ну как бы это сказать вам помягче? Вы не советский режиссёр.
У Платона упало сердце. Он побледнел. Он сразу представил себе воронок и Беломорканал, все ужасы ГУЛАГа представились ему.
– Не переживайте так, – улыбнулся главный редактор. – Я ведь не сказал «антисоветский»… Пока я только сказал – «не советский»… Чувствуете разницу? У вас, несомненно, есть способности… Уровень… Культура… Своеобразие… Но…
Главный редактор улыбнулся.
– Так что? Мне никогда не дадут здесь снимать кино? Мне уехать, хотите сказать?..
– Нет, зачем так мечтательно?.. Снимите что-нибудь оптимистичное, смешное… И мы вернёмся к этому вопросу…
Платон возвращался домой на «Красной стреле».
Он вышел покурить, но так и не дошёл до тамбура. Остановился у окна и смотрел на проносящиеся мимо огоньки полустанков и деревень и думал с тоской о судьбе, которая ждала его в Ленинграде. Он в юности мечтал стать писателем или журналистом, но наша проза в те годы была такой пресной и двуличной. А в кино происходили такие бурные перемены! Разрешались такие дерзости. И он подумал, что там, в кино, его место. И вот всё срывалось.
Платон почувствовал, что кто-то встал рядом с ним и тоже смотрел в темноту ночи, где мелькали огоньки. Он оглянулся и увидел человека, лицо которого ему показалось знакомым. Глаза у него были умные и грустные, а облик стёртый, без резких примет… Один из тысяч, которых видишь каждый день и забываешь навсегда…
Человек улыбнулся и кивнул.
Платон учтиво ответил.
– Вы очень огорчены? – спросил незнакомец. – Вы огорчены сегодняшним просмотром?..
Платон удивлённо пожал плечами.
– Я вижу.
– Да нет, что вы?! Я привык. Кто вы?
– Вы читали «Петербург» Белого? – спросил незнакомец.
– Да, конечно.
– Ну и как?
– Замечательная