Но темные аллеи и глухие тропинки уже теснили новые, долговязые дома. Там был памятник Зое Космодемьянской, и рядовому Матросову, и великой балерине Улановой. И ещё один непонятный – два страстно целующихся мужика, по соседству с которыми собирались нетрадиционалы…
А под двухметровым слоем почвы – пепел двухсот тысяч захороненных здесь в блокаду ленинградцев.
Сапожник Хамур, носатый скворец, выглядывал из своей будки.
На жестяной пластинке с грамматическими ошибками сообщалось, что здесь можно делать мелкий ремонт обуви – приладить отлетевший каблук, купить шнурки, приклеить, пришить и так далее…
– Здравствуйте, Хамур. Кроссовка разорвалась. Почините?
– Почему нет! Ты садись, я быстро сделаю.
Руки ремесленника двигались неторопливо, но точно. Ульяна заметила, как ловко он прокалывал дырочки шилом, чтобы наложить шов и восстановить целостность обуви.
Шило было старинное, с деревянной тёмно-коричневой ручкой.
– Хамур, у вас везде глаза и уши…
– Говори прямо. Что хочешь?
– Там… в лодке…
– И это знаю… Мужчина средних лет… На щеке кровь… Штаны расстёгнуты… Знаю…
– Здесь все проходят… Вы всех видите…
– Не всех… В парке ещё десять выходов и пятнадцать дырок в ограде…
– Кто мог убить?
– Дэвочка, мой совет тебе – не лезь в эту грязь… Пусть убивают друг друга, если хотят… Есть мирные люди. Ну, вроде как овцы… А есть волки… И чтобы овечка была цела, ей надо дома сидеть и писать сценарии… про волков…
Ульяна молча натянула кроссовку.
– Сколько я вам должна?
– Для своих бесплатно.
На арке у входа поверх официальной была надпись неформальная – «Парк Любви».
А внизу было строгое предупреждение, что выгуливать собак и въезжать на автотранспорте запрещено. Запрещено также было купаться в пруду в нетрезвом виде…
Сапожник Хамур прощально помахал рукой, вздохнул и продолжил свою работу. Он был пожилой, грузный человек и потому тяжело вздыхал, прилаживая к женскому сапогу отвалившийся каблук. Черты его лица были крупны и благородны, а большие светлые глаза всезнающи. Он был хизбом, представителем небольшого народа, жившего когда-то на Ближнем Востоке, а потом почти полностью уничтоженного соседями. Его предки приехали в этот город больше века назад, спасаясь от тотальной резни, которая время от времени там случается. Теперь хизбы отличаются от местных коренных жителей не столько чертами лица, сколько энергией и темпераментом, выражением глаз и манерой разговора. Ходили слухи, что они равно задабривают и Господа и Сатану, надеясь избежать с ними вражды, а поклоняются павлину. Потому их можно часто видеть в зоопарке у клетки с этой красивой птицей…
…Гасли утренние оранжевые фонари.
Маленькая, серенькая «Ока» ловко маневрировала в потоке уличного транспорта.
Перед глазами Ульяны качалась игрушечная собачка, а рядом с фотографии иронично и ранимо смотрел Виктор Цой.
Город этот чудесным образом соединял