он вдруг и сам засобирался. Оделся, душ не принял, урод.
– А че я, грязный, что ли? – удивленно вскинул он белесые брови, когда она сделала ему замечание. – Я же сексом занимался с любимой женщиной, не картошку копал.
Логика потрясающая! Лидочка терпеливо улыбнулась, подставила Мишке щеку для поцелуя, выслушала от него очередную порцию нытья про Машку, ее мужа и сволочного отца, не желающего разменивать квартиру и давать деньги ему на свадьбу.
– Но свадьба будет, малыш! – пообещал он, странно озорно сверкнув в ее сторону глазами. – Я сто пудов что-нибудь придумаю.
– Что? – устало вздохнула Лидочка, мягко подталкивая его в спину. – Папулю придушишь во сне? Или Машку с мужем закажешь?
– А че? – хохотнул Мишка и судорожно дернул кадыком, сглатывая. – Неплохая идея, лапуля! Я ведь единственным наследником остаюсь! Единственным. У Машкиного Вовки никого нет. Никого…
Глава 3
Под мягкий шелест дождя невероятно хорошо дремалось в кресле. В старинном камине с прокопченным дымоходом, погнутой решеткой и растрескавшейся каминной доской, уставленной прежде фотографиями многочисленной теткиной родни, тлели угли. Но вставать и шевелить их, чтобы поддать жизни затухающему пламени, было лень. А ведь достаточно было сделать один шаг, взять в руки старую кочергу, упереть ее крюк в подернувшуюся пеплом горку и чуть тронуть. И все! Огонь займется снова, потому что угли не прогорели до конца, потому что жизни в них было еще часа на полтора хорошего ровного пламени.
Не хотелось…
Ничего не хотелось. Ни вставать, ни шевелить затухающее пламя, оно все равно через полтора часа потухнет, ни идти под дождь за новой порцией дров. Ничего не хотелось: двигаться, думать, заботиться, поддерживать огонь в доме… в себе.
Она устала. От вечной суетливой обязательности: куда-то бежать, что-то для кого-то делать, о ком-то заботиться, кого-то опекать, за кого-то переживать. Устала!!!
Кто придумал вообще, что она не может жить просто и необременительно?! Кто придумал для нее правила?! Почему ей не подремать в кресле у окна, слушая треск затухающих углей и как тихо что-то шепчет дождь молодой, едва проклюнувшейся зелени? Почему не встать потом, и не двинуть в кухню, кряхтя и охая, не потому что у нее все болит, а потому что это просто нравится? Почему не сварить себе пол-литра кофе и не выпить разом, даже если это и вредит здоровью? Почему не проторчать у телевизора, совершенно не видя, что творится на экране? И не задремать ближе к полуночи с пультом в руке, и не проспать до утра на диване в халате и тапках, с нечищеными зубами…
Нет, она все же решится на переезд. Бросит к чертовой матери город, большую квартиру, мужа в ней, брата с его девками, отца с его хворобой и дикой завистью ко всему живому, шевелящемуся рядом и переедет сюда, в этот старый почерневший от времени дом. И станет тут жить тихо, спокойно, лениво, одиноко и немногословно.
Получится, нет?..
Дом, доставшийся ей в наследство от троюродной тетки полгода назад, построен был когда-то на совесть.
– Ты