гаркнули:
– Эй, Муслик, нас тут без тебя не втыкает!..
В понятном оторопении Мария остановилась, вертя головой.
Конкурирующие стороны, что-то сообразив, протёрли зенки. Секунду-другую живописная группа из пяти фигур, находящихся в разной степени опьянения, поколыхалась в проходе, но вновь прибывавшие посетители подпирали, беззлобно толкаясь, и разрушали случайные формы. Девицы, хрюкнув, отвалили в свой угол. Парни, поняв ошибку, со всей возможной вежливостью отыграли назад следующим образом:
– Прива! Ты кто?
Доктор генетики Ужова, не робкого десятка дама, перешла на английский:
That man to man the world over
Shall brothers be for and that
Мужики окостенели. Мария пошла в следующий зал, хотя и так уж было ясно, что свободных мест нет и не предвидится. Стоять столбом средь этого шумного бала было глупо, да и о Петровиче надо было подумать: запредельный грохот экологически вредной музыки мог расстроить зверюшку.
«Бункер, блин! И ваще…» – усмехнулась образованная Мария Ионовна и повернула к выходу.
На улице тем временем образовался легкий снегопадик. С наслаждением вдохнув то, что в центре Москвы считается воздухом, Мария решила пойти в какое-нибудь понятное место, без лексических и визуальных неожиданностей.
Сна по-прежнему не было ни в одном глазу. Впрочем, как и голода. Наверное, сказалось возбуждение от абсолютно неожиданного пешего вояжа, невозможного ранее, в её рассчитанной до минуты научной и семейной жизни, да ещё с персональным водителем в последние три месяца директорствования. Всё происходящее было фантастично, играло на нервах и восхищало. Столь острых эмоций она не испытывала никогда. Скорее всего она даже не знала, что способна так много чувствовать. Собственно, все хорошие домашние женщины – слегка уроды, поскольку не знают, как свистит в душе пьяный ледяной ветер воли. Той самой непереводимой на иностранные наречия воли, что известна исключительно русским душам. Той воли, которая есть смысловой близнец Едемской близости прародителей Богу.
Мария шла по улице, напрочь забыв о своём бессмертии, и пела. Временами какие-то голоса и звуки всё же прорывались в её сознание, но она отмахивалась. Такая эйфория, конечно, до добра не доводит: Мария опять столкнулась с какой-то лошадью, потом с группой очень хмельных товарищей, затем с нищенкой, голосившей своё подайте так громогласно, будто надеялась получить от Юрия Долгорукова лично. Не получила. Княжеский памятник даже не дрогнул. Он в отличие от Марии наблюдал Тверскую улицу круглосуточно без выходных.
Куда бы пойти, где не с кем столкнуться? Где тут свобода для вольного человека с белой бессмертной крысой в дамской сумочке?
Она вдруг остро заскучала по Красной площади. Последний раз ей удалось побывать на любимой площади лет пять назад: сына выгуливала, прививала вкус к созерцанию прекрасного. К историческим памятникам Родины. Ужова была большая патриотка, правда, несколько безотчётно.
Энергично топая по Тверской,