верила ему. В душе она всегда упрекала себя за слабость, ей хотелось немного измениться, стать такой же современной, свободной, как многие из тех, кто окружал её любимого Боброва. Но у неё ничего не получалось. Она оставалась такой же стеснительной, замкнутой и неуверенной в себе, но она ничего не могла с этим поделать. Ей оставалось только уповать на его благородство и любовь. Она не сомневалась в том, что была любима, но иногда она боялась, что он просто привыкает к ней, как к сестре, как к очень хорошему другу. Всё – таки столько лет вместе!
Хоть он и целовал её, но в остальном…он был не очень настойчив. Когда они приехали в Москву, он стал приходить в дом к её тётке. Они нередко оставались дома одни, он делал попытки ласкать её больше, чем обычно. Мария чувствовала его желание, она и сама хотела его любви окончательно, целиком,…но что-то сдерживало её. Она категорически сопротивлялась. Ей нравились его ласки, но она не могла допустить лишнего. Ей казалось, что она покажется ему слишком свободной, доступной…и потом он её бросит. После нескольких попыток он смирился с ожиданием свадьбы и больше не настаивал, чем сильно огорчал её, но она не могла ему в этом признаться.
Бобров любил её, но он становился слишком свободным, слишком современным и она не могла чувствовать, что такие понятия как «верность» или «постоянство» для него были несколько условными. Один раз он, шутя, назвал её «осколком прошлого века». Правда, потом улыбнувшись, добавил – «великолепным осколком».
Всё чаще и чаще тогда она стала замечать изменения в нём, она была к нему сверхчувствительной. Он целовал её или обнимал, она чувствовала в его движениях что-то новое, интересное. Но эти ласки казались ей приобретёнными, не душевными. Значит, он был с другой? Вызвать скандал ей не удалось, видимость причин не было, а чувства. Кому до них дело, до её чувств!? К тому же её природная застенчивость не позволяла ей спросить у него об этом напрямую. Мария боялась показывать ему свою ревность.
Она успокаивала себя тем, что парни гуляют со свободными, раскрепощёнными женщинами, а жениться предпочитают на скромных девушках. Но это было самоуспокоение, не более того. Сокурсницы завидовали ей, они даже не скрывали этого. Когда Сева впервые пришёл за ней в институт, то его появление в чисто «девичьем лягушатнике», как называли их педагогический факультет института иностранных языков, произвёл настоящий фурор. «Это твой брат, Маша?», был самый распространённый вопрос среди её подруг. С недоверием и удивлением они выслушивали ответ «Нет, это мой друг».
Никто в это не верил, уж слишком они были не похожи. Мария стеснялась признаться, что иногда в душе она хотела видеть его таким…некрасивым что ли, неуверенным, немного даже жалким. Ей казалось, что тогда бы он точно никому не был бы нужен. Ей казалось, что вот если бы он был бы чем-то болен,…но потом она с ужасом отбрасывала эти мысли. Ведь, в конце – концов, она полюбила весёлого, шумного, жизнерадостного и красивого Севу Боброва, именно таким был её друг.
Они учились уже на третьем курсе,