которые не определяли расстояние по взрыву бомбы и никогда не видели оружия, испытывали психологические проблемы, вызванные страданиями предыдущего поколения.
Он склонил голову.
– «Вторичное воздействие», так это называется?
Я кивнула. Тут же в памяти всплыл приглушенный взрыв бомбы. Из окна моей спальни в Бангоре, расположенной на побережье пригорода Белфаста, я слышала взрывы, глухие, вызывающие тошноту. Это воспоминание не покидало меня.
– Здесь более высокий процент психических заболеваний, чем в любом другом регионе Великобритании.
– Что ж, этим объясняется важность моей работы. – Майкл потер глаза и спросил: – Вас когда-нибудь вытаскивали из бассейна при ложной угрозе взрыва бомбы?
– Дважды.
– Так вы полагаете, что у каждого бедолаги вероятность появления психического заболевания выше?
Я покачала головой.
– Никому не дано оценить воздействие какого-либо события на психическое здоровье человека. Есть множество других факторов…
Майкл нахмурился.
– Алекс не имел ничего общего с политической ситуацией девяностых годов.
– Правда?
– Мы говорили об этом и с ним, и с Синди. Да, конечно, они живут в неспокойном районе, но Синди ясно дала понять, что столь сильное влияние на нее оказало только насилие, которому ребенком она подвергалась дома.
«Еще один случай вторичного воздействия», – подумала я.
– Как давно вы занимаетесь Алексом?
– Я с ним в постоянном контакте. Его семейная ситуация очень хрупкая, и условия жизни не идеальные. После последней попытки самоубийства Синди власти угрожали определить мальчика в приемную семью.
Я подумала, что это не такая и плохая идея, пусть Майкл придерживался противоположного мнения, но решила, что пока рано делать выводы и ставить под сомнение его точку зрения.
Я постучала пальцем по лежавшей передо мной толстой папке.
– А что же нужно? – спокойно спросила я, обратив внимание, что Майкл повысил голос, упоминая о приемной семье, а его бледное лицо вдруг раскраснелось.
– Для начала, декларация индивидуальных потребностей. – Он помолчал. – Когда я услышал, что в городе появился новый детский психиатр… Что ж, вы можете представить мое облегчение. – Он улыбнулся, и внезапно я испугалась: а вдруг не оправдаю его надежд.
– Конкретнее, Майкл. Пожалуйста.
Он наклонился вперед, уперев локти в колени, его взгляд уперся на мои ноги. Кашлянув, он поднял голову и произнес:
– Дело в том, доктор Молокова, что я сторонник «Знаков безопасности».
Я смотрела на него.
– Это австралийская модель защиты детей.
– Я знаю, что такое «Знаки безопасности», – промолвила я.
Действительно знала, потому что интересовалась этим. «Знаки безопасности» – система защиты детей, основанная на активном привлечении семьи для ее создания с тем, чтобы и необходимое лечение дети получали в рамках семьи. Большинство ее