пришел в себя, несмотря на свою ободранную голень, стертые в кровь ноги и руки и оставшуюся ему на память проклятую занозу в большом пальце, который из-за этого едва сгибался – истинная кара.
– И потом, герцог не вызывал меня на дуэль. Он просто заставил меня вылезти в окно.
Колин медленно откинулся на спинку стула и задумчиво сжал губы, после чего принялся барабанить пальцами по пивной кружке. Молчание затянулось.
– Что? – раздраженно произнес Йен.
– Вот это-то меня и тревожит. Говорят, герцог так жесток и у него такое черное сердце, что от него отскакивают даже мушкетные пули. И он всегда мстит своим обидчикам.
– Слухи и домыслы – всего лишь вздор. – После первого глотка темного пива от сплетен было легко отмахнуться. В пивной кружке всегда заключена смелость.
– Если он не вызвал тебя на дуэль, то что он сказал?
Йен не знал, стоит ли говорить об этом вслух.
– Что-то о наказании, соответствующем преступлению, – наконец признался он.
Колин помолчал.
– Господи, – наконец мрачно произнес он.
У Йена не было времени ответить. В двери паба протиснулись Женевьева с Оливией, впустив струю осеннего воздуха, и поскольку они не принялись тут же снимать плащи и перчатки – в помещении было очень тепло, – Йен решил, что они пришли звать его домой, чтобы приветствовать гостей. Эверси устраивали осенний праздник. Еще одно вполне будничное событие.
Йен качнул головой в сторону девушек и поднес палец к губам, однако делать это было совсем не обязательно. Было решено, что больше никто в семье не узнает о его подвиге.
Сестры тут же заметили высоких молодых людей, ссутулившихся над кружками с пивом, и направились к ним, лавируя между столами, кивая и улыбаясь друзьям и знакомым.
– Что такое с Женевьевой? – прошептал Йен. – Она какая-то бледная.
Оливию они не упомянули. Она была, как обычно, прелестна. Но оба брата быстро оглянулись на мишень для дротиков, где по-прежнему выигрывал Джонатан Редмонд, становясь в этот момент все более похожим на своего старшего брата Лайона, отчего Эверси не могли относиться к нему с симпатией. Редмонды считали Оливию бессердечной соблазнительницей, ставшей причиной загадочного исчезновения их наследника. Оливия упорно отрицала все домыслы, настаивала, то со скучающим зевком, то с недоверчивым смехом, что ее сердце не разбито, и в то же время мастерски умудрялась избавляться от поклонников с изяществом утки, отряхивающей перья от воды.
Если бы Йен мог, он бы придушил Лайона Редмонда, потому что, несмотря ни на что, ни один из Эверси не стерпел бы обиды, нанесенной сестрам.
– Милые братья, нас прислали за вами. Через несколько часов отец ожидает важного гостя и хочет, чтобы вы присутствовали при встрече.
– И кому же столь срочно потребовалось мое присутствие? – спросил Йен.
Словно вручая царский скипетр, Оливия церемонно произнесла:
– Герцогу Фоконбриджу.
К изумлению сестер,