обстановки, чем Эверси-Хаус, полный друзей.
Гарри словно говорил на другом языке.
Кто он такой? Как он мог?! Как он мог помыслить о жизни без нее?!
Странно, но сейчас рассеянность Гарри совершенно утратила для нее очарование.
В душе Женевьевы боролись боль, ярость и потрясение, поэтому она молчала. Молчание всегда было ее защитой и ее наказанием, ее убежищем и ее местью. Тихая Женевьева Эверси.
Оливия позвала их.
– Как хорошо, Женевьева, Гарри, я так и думала, что найду вас с утра пораньше! У меня потрясающие новости. Мама велела вас найти и немедленно привести в дом. Нет, никто не умер, – поспешно добавила она.
«Кроме меня», – ожесточенно подумала Женевьева.
Но Гарри не терпелось узнать.
– Да говори же, Оливия!
– Потерпи, и скоро ты узнаешь, кого пригласил папа!
А вдалеке последний листок наконец упал на землю, словно совершая изящное самоубийство.
– Ты вылез из окна с голым задом? И спустился с дерева?
Брат Йена, Колин, оказался прекрасным слушателем.
Йен больше не мог держать произошедшее в тайне, а паб «Свинья и чертополох» в Пеннироял-Грин оказался подходящим местом для беседы.
– Мне удалось найти только рубашку. Она болталась на дереве. Я разорвал ее, пытаясь снять, поэтому пришлось обвязать ее вокруг талии, словно дурацкую юбку. Так я и дошел до дома. Из ботинок я нашел только один, да и то потому, что споткнулся об него. А револьвер-то был в другом! Просто удивительно, что он не выстрелил. Мне надо его найти! Этот ботинок стал почти частью меня, и мне не хватает его, словно ноги. Когда я голый спускался по проклятому дереву, до крови ободрал голень, чуть ли не кастрировал себя. Пришлось прохромать в одном ботинке несколько миль в темноте.
Йен не стал рассказывать о занозе, которую умудрился всадить на самом интересном месте во время своего побега, потому что она бы прочно вошла в сказания о семейке Эверси, как и дурацкая песня про Колина, которую и по сей день поют в пабах и на музыкальных вечерах по всей Англии. Ему никогда не дали бы об этом забыть.
– В одном ботинке, – восхищенно повторил Колин.
– В одном ботинке.
В теплом и шумном пабе «Свинья и чертополох», где были заняты уже все столики и ярко горел огонь в камине, у мишени для игры в дротики собралась компания, и проклятый Джонатан Редмонд снова выигрывал. Это напомнило Йену, что он мог поклясться, будто видел Вайолет Редмонд, которая ругалась с матросом на пристани накануне ночью после бала в честь графа Ардмея. Но очевидно, он слишком много выпил: по слухам, Вайолет в это время находилась на празднике за городом вдали от Лондона. Джонатан никому ни словом об этом не обмолвился. Калпеппер и Кук согнулись над шахматной доской, и брови Кука, как обычно, то и дело двигались и вздымались вверх, словно настороженные зверьки. Йен оглядывался по сторонам, упиваясь блаженным чувством близости со всеми и уперев ладонь в щербатый деревянный стол. События прошлой недели казались