не окажутся ли эти слова пророческими, когда они поднимались по склону холма.
В этот день он больше не разговаривал с Женевьевой Эверси наедине.
Глава 5
Герцог съел легкий ужин в своей комнате. Затем занялся письмами, касающимися его различных поместий, набросал краткие напоминания своим управляющим, банкиру, своему представителю в Роузмонте. Запечатал конверты – письма он отошлет с почтовой каретой.
Одно сообщение было срочным. Он быстро набросал на бумаге свою просьбу, присыпал песком, запечатал сургучом, приложил перстень и вызвал слугу.
– Если вы найдете кого-нибудь, кто бы быстро доставил это письмо в Роузмонт, я вас хорошо награжу.
Слуга не сомневался, что сумеет найти гонца.
Герцог рано появился на приеме, который Эверси устраивали перед балом. «Скромное», по словам Джейкоба Эверси, событие, где собрались местные аристократы и близкие друзья из Пеннироял-Грин, а также несколько друзей из ближайших деревень и из Лондона. Герцога приветствовал Джейкоб и представил всем гостям. С некоторыми из них он уже был знаком: соседи из Суссекса и члены клуба «Уайтс». Другие, особенно местные, были ему незнакомы. Герцог нечасто видел такие низкие поклоны и широко распахнутые глаза. Он был вежлив, хладнокровен, загадочен. Он был именно тем, кого они ожидали увидеть, – легендарным герцогом Фоконбриджем, и это крайне его забавляло.
По правде говоря, он не отводил глаз от лестницы, терпеливо, словно кошка у мышиной норы, ожидая появления Женевьевы Эверси.
Когда же она появилась, он еле ее узнал.
На ней было блестящее шелковое темно-синее платье с большим декольте, рукава, а скорее, лоскутки сетчатой ткани, облегали ее безупречные бледные плечи, словно она спустилась сюда с небес и принесла их частички с собой.
У Женевьевы была длинная шея. Ее выпуклые ключицы соблазняли простотой и белизной, напоминавшей свежевыпавший снег. Единственным предметом, оттенявшим их чистоту, был синий камень на цепочке, падавший в глубокий вырез платья, словно она знала, что ее грудь прекрасна. Блестящие темные волосы были высоко зачесаны, открывая лоб, и в них сверкали крошечные бриллиантовые стразы. Высокая прическа давала возможность увидеть лицо девушки во всей его изысканной простоте: гладкий, бледный высокий лоб, резко очерченные скулы. И вся она элегантная, как веджвудская фарфоровая фигурка, в обрамлении темных волос и живых глаз.
Герцог молча смотрел на нее.
Нельзя сказать, чтобы он был в замешательстве. Просто этот образ Женевьевы Эверси пока не вязался с той тихой девушкой в утреннем платье, с тем вересковым пони, уверенно шагавшим вперед. Словно это были два разных человека или две разновидности одного и того же существа, как времена глагола. Герцог ощущал себя немного мальчишкой, которому надо было изгладить из памяти утренние уроки и начать сначала.
Женевьева заметила его, и ее лицо приобрело решительное выражение. Наступит день, когда она станет более чем снисходительной к нему, подумал он.
– Добрый вечер, ваша светлость. – Женевьева склонилась в