оборванцем! Только самая последняя шлюха могла поселить у себя такую шваль!
– О, прошу тебя, не горячись и не говори таких слов.
– Шлюха!.. И я никогда не скрывал того, что об этом думал, – уже более спокойно добавил Коули, возвращаясь к еде. – А знаешь, из мальчишки вышел толк. Кто б мог подумать, он стал ученым, в разных странах побывал. – Коули отпил из бокала и сообщил уже совсем довольным голосом: – Ему наш ресторан очень понравился. Он даже попросил меня расписаться на нашей фирменной салфетке – говорит, что коллекционирует салфетки всех первоклассных ресторанов. Вот так-то!
Вечер совсем оттеснил сумерки, но на безлюдной зеленой улице с симпатичными особнячками было светло от окон и фонарей, отблески которых достигали газонов и цветочных кустов перед домами. Люди в домах отужинали или еще сидели за столами, кто-то был в городе, в кино, у друзей, как в доме с потухшими окнами, к которому вприпрыжку шла небольшая девочка, возвращаясь домой с музыкальных уроков. Размахивая скрипичным футляром, она весело и чуть карикатурно напевала что-то из той немецкой классики, которой ее только что усердно пичкали.
Поравнявшись с неосвещенным особняком, она толкнула небольшую калитку и, продолжая напевать, направилась по дорожке к крыльцу. На середине девочка внезапно остановилась и посмотрела в сторону на газон с высокими в человеческий рост кустами чайной розы.
– Ой, здра-сьте, кто к нам пожаловал, – растягивая слова, произнесла она, потом положила на землю скрипку и подбежала к кустам. – Ну-ка, ну-ка, – она скрылась за кустами. – Ай!!.. Что это?! – Она тут же стремительно выскочила, отбежала к дорожке и удивленно посмотрела на руку. – Зачем… как больно… ой!
Девочка растерянно поглядела вокруг, в надежде на помощь, но дом смотрел на нее темными глазами.
И что-то страшное вместе с болью зашевелилось внутри у ребенка. Из глаз вдруг ручейками побежали слезы.
– Мама… мамочка… – жалобно позвала она в пустоту и заспешила на непослушных ногах к дому. Но у крыльца ее качнуло, и потеряв направление ребенок остановился. Тут же качнуло сильней, повело в сторону и бросило на землю. Маленькое тело попробовало приподняться, дернулось сбоку набок… дернулось еще и через несколько секунд застыло. Дом смотрел на это равнодушными черными окнами, на улице не было ни машин, ни прохожих, и странные розовые кусты не шелохнули ни одним своим листочком.
Поначалу, вернувшись домой, Гамильтон находился в отличном настроении. Они прекрасно посидели, все было на классном уровне, и Гильберта так хорошо было видеть после стольких лет.
Хотя такие встречи наводят и легкую грусть, потому что прикасаешься к далекому прошлому, как ко вчерашнему дню. Двадцать лет миновали, а он сейчас помнит все так пронзительно ясно, что страшновато делается. Это уже не память, а ощущения. Непосредственные и неотличимые от тех, что были тогда.
Как будто он еще сегодня утром отправился в школу, а вот сейчас, вечером, присев на край стула, думает о том, что нужно сделать завтра.
Что