давным-давно отстали от жизни и не знали, как сократить этот разрыв. Они голодали, ходили полураздетыми и мерзли и, несмотря на все свои усилия, никак не могли заново приспособиться к окружающему миру. Все их попытки выжить были жалки и тщетны, поскольку ни для себя, ни на продажу они не делали ничего такого, без чего не могла бы обойтись быстро развивающаяся экономика мира, в котором они жили. Центром этого мира был Лицзян, а назвать нынешний Лицзян неразвитым было никак нельзя. Кому нужны были теперь их неуклюжие скамеечки или травы? Если их и покупали, то почти за бесценок. Чтобы заработать эти жалкие гроши, они по нескольку дней шли в город пешком, страдая от моросящего дождя или пронизывающего ветра, но что можно было купить на эти деньги? Конечно, не все клиенты г-жи Ян принадлежали к таким несчастным племенам. Другие народы, несмотря на примитивную одежду и дикарский вид, выглядели намного живее и динамичнее: такими, например, были таинственные аттолаи из Наньшаня – в одежде из шкур, но высокие, красивые, энергичные и с блеском в глазах. Казалось, это лесные боги спустились к нам, смертным, из своих вечнозеленых рощ, и, не в силах сдержаться, то и дело начинают наигрывать на флейтах и дудках и пританцовывать.
Поначалу аттолаи не обращали на меня никакого внимания. Этот чувствительный народ в гордости не уступал черным ицзу. Я каждый раз наблюдал за тем, как они шествуют на рынок. Первыми прибывали на великолепных мулах мужчины. За ними следовали женщины, нагруженные новыми корзинами и деревянными ведрами – товаром для продажи. На них были тюрбаны и плащи из толстой овечьей кожи с красными шерстяными накидками на плечах – иногда я видел такие и на мужчинах. Как мне стало известно позднее, это был признак того, что носительница собирается по пути домой заночевать либо в Лицзяне, либо в какой-нибудь деревне по дороге: такие плащи служили вместо спальных мешков. Женщины оставляли товар у г-жи Ян и время от времени приводили к ней возможных покупателей. Если им не удавалось в течение дня продать все, что они привезли, остаток так и хранился в лавке. Ближе к вечеру и мужчины, и женщины возвращались в лавку и отдыхали за чашкой вина. После этого мужчины уезжали верхом, а женщины собирались в нелегкий пеший путь домой с корзинами, полными покупок, поверх которых привязывали еще и тяжелый кувшин белого вина, наполненный г-жой Ян. Редко кому из них доводилось добраться домой в тот же день – чаще всего они останавливались на ночлег в Ласибе, у большого озера.
Наконец однажды вечером стесняющийся аттолай угостил меня вином. Мы разговорились, и я выяснил, что зовут его У-Цзин и живет он в самой дальней деревне Наньшаня. У него была очень большая семья; один из дядьев был полковником юньнаньской армии и время от времени посылал им деньги и подарки. Вскоре я познакомился через него со множеством других аттолаев; он и его друзья, иногда вместе с женами, останавливались у меня в доме. Их немало привлекали мои медицинские возможности, которыми они часто пользовались. У-Цзин и