к общему их удивлению картина получилась хорошей.
– Неплохо, очень неплохо, – Никита, прищурившись, вертел в руках полотно. Поставив на мольберт, отошел назад на пару шагов.– Задумка интересная. Выразительно выполнено, сочно. Краски подобраны удивительно точно, чувствуется экспрессия, колорит. Тебе, Настя, учиться надо.
Учиться она не пошла, но талант в ней проснулся. Супруг иногда продавал кое-что из ее художества, она не возражала, но писать на заказ отказывалась категорически. Костя называл какие-то суммы, считая их достаточными для подобного уровня творчества, но оценить свои картины в рублевом эквиваленте у Насти не получалось никогда. Они являлись чем-то несоизмеримо большим, чем материальные предметы, участвующие в товарно-денежном обмене. Это были не просто краски, нанесенный на холст, покрытые лаком. Каждое изображение несло в себе частичку творца, ее затраченное время, ее характер, мысли, чувства, переживания. Они не поддавались обычным формулам расчета прибыли, требовали к себе иного подхода.
Все, что рисовала Анастасия, делала скорее для себя, чем для других. Первое полотно подарила родителям, неудачные картины отправляла в изгнание на дачу.
Иногда пробовала что-то новое: писала не кистью, а мастихином, не маслом, а пастелью. Муж, активно поддерживавший каждое безопасное, с его точки зрения, Настино увлечение, обходившееся ему дешевле кодировок и сеансов психотерапевта, предлагал новые варианты рисунков.
Акварель и восковые мелки, баллоны с краской, маркеры и черный грифель, – все эти предметы отлично уживались у нее на столе, прекрасно ложились в умелые руки.
Она успела позаниматься волшебной, чарующей росписью на воде, таинственным процессом, мало знакомым современным обывателям. Изобразила с десяток портретов, составленных из одних прямоугольных фигур, измазала несколько полотен акрилом. Густые краски, стекая по наклоненной поверхности, переплетались между собой, отпечатывались на холсте кусочком фантастической реальности, отражением внутреннего мира творца.
Долгое время, сидя на утомительных совещаниях, чертила в ежедневнике слова разнообразными шрифтами, – основа творчества любого граффиста. Иногда они были прямыми, с широкими тенями, порой червяками расползались по строчке. Яркие надутые буквы перемешивались с деловыми заметками. Удлиненные углы надписей рассекали пространство бумаги. Если же Настя сгущала краски в ребрах каждой буквы, слова приобретали объем, привлекали внимание соседей, так же, как и она, изнывавших от скуки в светлых просторах огромного директорского кабинета.
Новые вариации знакомого творчества расширяли границы привычного прежде мира, открывали неведомые доселе аспекты своего «я», добавляя цвета не только бумаге, раскрашивая в яркие краски саму жизнь.
Многие Настины знакомые с восторгом отзывалось о ее работах, но самым лучшим комплиментом была, безусловно, оценка детей.
– Знаешь, мама, – рассказывала