её в этот «высший» свет, распахнул бы в него двери, и она тогда бы сказала «прощай» тому миру серости, убожества и постоянного безденежья, в котором она жила. В какой-то степени она видела для себя выход в изучении иностранных языков и в университете нажимала на них, не жалея времени, – и теперь, в последние месяцы, к английскому и немецкому она прибавила ещё и модный, но очень трудный финский язык, на знание которого стал проявляться большой спрос. Она верила, да и Махотина ей внушала, что с помощью языков она ближе продвинется к желанной цели; она видела в знании иностранных языков тот трамплин, с которого она в одно прекрасное мгновение совершит головокружительный прыжок в эту прекрасную, сказочную жизнь. Но надеяться только на себя, рассчитывать только на собственные силы глупо и даже абсурдно, почти безнадежно. Махотина так утверждала, а она знала жизнь. Она утверждала, что без поддержки со стороны, без чьей-то помощи не обойтись.
С Олегом Оля познакомилась на областном слёте туристическом слёте студенческих отрядов, куда она попала случайно, так как не числилась ни в каких стройотрядах. Но подруги затащили её на этот слёт, достали приглашение, – было это в ноябре, два года назад. Олег поразил её своей неотступностью, страстным выражением карих глаз и даже своей «скобарской» тельняшкой. От него веяло силой, решительностью и ещё чем-то таким, чего не было в окружающих её ребятах. Её сверстники робели перед ней, и даже более старшие молодые люди не решались за ней ухаживать, а этот как пригласил танцевать, так и «прилип», ничуть не робел. На том вечере подруги увели её от этого «скобаря», но он отыскал её в многотысячной толпе, увёл от подруг и весь вечер был неотступен и интересен, не подпускал подруг, и это нравилось ей. Кончилось тем, что она увлеклась им, быть может, скорее из желания пооригинальничать и сделать назло подругам, да и в конце концов ей надоели вечно робеющие сверстники из её окружения, не смеющие даже притронуться к ней, и, кроме того, ей всегда хотелось иметь около себя хорошего, надёжного, решительного парня, видного поклонника, во всяком случае оригинального, – такого, чтобы не страдало её тщеславие от того, что он не хорош собою, а тем более не оригинален. А Олежка был видным поклонником, во всяком случае слыл оригиналом. Одна его тельняшка чего-то да стоила, это, пожалуй, то же, что и кирзовые сапоги у Шукшина, когда тот приехал поступать во ВГИК. И, кажется, Шукшин тоже ходил в тельняшке, – она где-то слышала или читала об этом.
Для будущего же она всерьез не имела его в виду, хотя никогда и не сбрасывала со счетов. Он был ей интересен, порядочно знал, устраивал как сексуальный прартнер, но что особенно удерживало ее около него, так это утверждение, что он станет знаменитым писателем. А вдруг, и правда, станет знаменитым? Скобари – они настырные, упорные, талантливые и оригинальные, они не похожи на изнеженных, инфантильных мальчиков из её университетского окружения. Теперь же ей хотелось иметь около себя всегда поклонника, легкого на подъём, готового в одно мгновение