Новгорода, а там уж рукой будет подать.
– Нет, не хочу я на север; моя душа к теплу привыкла. Давай-ка лучше ты ко мне. Я давно держу в голове мысль о поездке в имение, а тут уж и компания выдалась. Загрузим тарантас и в Тулу, в губернию. Там луга живописные, красота вокруг, воздух чистейший, птицы певучие, леса девственные, словом все, что ты так ценишь.
– А речка там есть?
– Что ты! И речка есть и озеро есть.
– Право не знаю, как быть, – задумался Копейкин, – и отец звал к себе, – он подумал еще немного, а затем, приподнявшись, неожиданно спросил. – Ты мне Тулу покажешь? Я кое-какой материал соберу.
– Отчего же не показать; покажу, конечно!
– Так уж и быть, поехали. Завтра только вещи подготовлю да начальство предупрежу…
– Ты погоди; я тоже отпроситься должен, служба-то, не абы какая! Государственные дела переписывать – ответственность большая, – важным самодовольным тоном заговорил Зарецкий. – Я хоть и в чине не высок, все же…
– Полно, полно тебе, – перебил его Копейкин, – слыхал я эти статские песни! Спать ложись, дипломат… Покойной ночи!
Зарецкий недовольно фыркнул и уткнулся в подушку.
Глава 2
На следующий день к трем часам приятели собрались во дворе и обговорили поездку. Тарантас Льва Аркадьевича, доставшийся ему от деда, нагрузили кое-какими запасами еды, одежды и разной утвари и выкатили на улицу. «Поехали», – отдал приказ Зарецкий нанятому кучеру, и экипаж отправился по московским улочкам.
Поначалу, когда тарантас шел мимо московских дач, Копейкин рассказывал про культуру и историю Москвы, про Царей Русского Царства, показывал старые храмы, величаво возвышающиеся на холмах, да и вообще делился своими знаниями. Зарецкий слушал его внимательно, вдумываясь в детали, отчего скоро задремал. Следом за ним укачался на безрессорной повозке и сам Валерьян Аполлинариевич. Полпути они так и проехали в мирной спячке, пока их экипаж не вышел на дорогу Тульской губернии. Тарантас заскакал на ухабистой земле и разбудил своих пассажиров.
Где-то в десятом или одиннадцатом часу их поездка завершилась: повозка завернула в небольшую деревню с богатыми домами на европейский манер (здесь селились средние дворяне и зажиточные купцы) и остановилась возле поросшего кустарником заборчика. Зарецкий вылез из кузова и прошел по знакомой тропке к какому-то двору, скрытому от случайных взоров ветками старой ольхи и липы. Он отворил низкие воротца и впустил экипаж внутрь. «Что ж, недурно, – произнес с почтенным видом Копейкин. – Скажу тебе откровенно, мой дорогой друг, здесь гораздо уютней, нежели в Москве». Зарецкий молча пожал плечами и принялся таскать пожитки в дом, который ко всему прочему выглядел весьма недурно: высокий первый этаж с шестью окошками украшало хорошенькое крыльцо с четырьмя колоннами, несколько потускневшими от времени; над ними располагался мезонин с балконом и полукруглым окошком на чердаке. В задней части дома находилась выходящая в сад остекленная веранда, на которой часто отдыхали хозяева. Стены были выкрашены