сказал:
– Я тоже ухожу. Правду я донес до твоих ушей, теперь думай, – он двинулся к выходу, у самого полога остановился, обернулся. – Да, кстати, Ака Ака… отпусти Тыкеля. И Тынюра, и Чуру. Ты напрасно их держишь. Мне пора, прощай.
И столь же внезапно исчез шиман, как и появился. Что-то в тоне последних его слов не понравилось Аке Аке. Настолько, что пот прошиб.
– Отпущу, – произнес он похолодевшими губами, обращаясь к закрытому пологу. – Действительно, зачем они мне. Пускай убираются.
Аку Аку вдруг передернуло, он провел рукой по лицу, отгоняя наваждение, потом запустил пятерню в блюдо с мясом.
– Отец мой, ты поверил ему? – спросил воин, все это время молчавший.
Ака Ака медлил с ответом, задумчиво глядя в огонь. А что сказать? Он и вправду поверил.
Воин присел рядом; Ака Ака наконец повернул голову и сказал:
– Поверил- не поверил, значения не имеет. Что изменилось? Люди к Тарве уже отбыли. Пускай уже проверят. Может, Оллон сказал правду- обряд-то хорош был. А может, прав Тары- Ях.
– Или это какая-то ловушка, нет?
– Не знаю. Не думаю. В любом случае, стоит проверить и Архатах.
– Дозволь мне, отец. Не подведу.
– Я тебе верю больше всех. Если бы ты не отсутствовал, ты бы отправился к Тарве.
– А вдруг это и к лучшему? Если он на Архатахе…
– Надеюсь.
– Верь мне, отец. Ничто меня с ним не связывает и не связывало никогда. Только тебе я предан. Если он там, найду, притащу, брошу к твоим ногам. Никакой пощады, только ненависть в моем сердце.
– Нисколько не сомневаюсь в тебе. Теперь я почти спокоен, зная, что дело в твоих руках. Что ж, бери своих людей и отправляйся в путь, как только будешь готов.
– Я готов в любой момент, отец мой.
– Тогда завтра. Удачи тебе, Саин. Духи за нас, и они тебе помогут. Поймай негодного Руоля.
– Скоро ты его увидишь, – сказал Саин, с почтением склоняя черноволосую голову на богатырских плечах, – посаженного на цепь.
Князец и воин кивнули друг другу.
Морозным выдался день, но безветренным. Небо очистилось после тяжелых снеговых туч, застывший воздух был колюч и прозрачен.
Немолодые, устало сутулящиеся, стояли рядом Тынюр и Чуру- бездетные супруги, бывшие работники Аки Аки. Тынюр в свое время был пастухом- пас тучные стада князца, а в последнее время нанимался разнорабочим, но в постоянных калутах не числился и жил всегда за стойбищем, отдельно.
Теперь он был свободен. Ни калут, ни наемный рабочий, вообще никто.
Ака Ака ясно дал понять, что гонит его прочь и надеется никогда больше не увидеть. Живи как знаешь.
– Ох-хо… да… – вздохнул Тынюр, почесывая шапку на затылке.
Они стояли с Чурой- печаль на лицах- и издали смотрели на богато раскинувшееся стойбище.
– Во дела, старуха! – на плоском лице Тынюра вдруг появилось лукавое выражение. – А все-таки мы победили Аку Аку! Запугать не смог, пришлось отпустить.
– Что