в рамках… – начал было возмущаться Майкл, но подполковник перебил его.
– Сынок, уматывай отсюда, – с мрачной усмешкой сказал он, глядя на Майкла черными маслянистыми глазами. – Если не хочешь, чтобы тебя освежевали, как последнюю свинью на бойне, возвращайся к себе и забудь обо всем, что ты тут узнал.
Майкл, ошалевший от такой наглости, не в состоянии сказать что-либо от душившего его бешенства, не моргая, смотрел на подполковника.
– Чтобы вечером тебя тут не было, сопляк! – громко, с отвращением, словно выплюнул в лицо капралу, отчеканил полицейский.
Майкл опустил глаза, и почувствовал, что проиграл в этой схватке. Пару секунд он сидел, уставившись в пол, после чего, чувствуя на себе пристальный взгляд подполковника, вышел из комнаты.
Вид у него был настолько подавленный, что полицейские невольно обращали на него внимание, и – кто с пониманием, а кто с неприкрытой издевкой – провожали глазами.
– Все с вами ясно, мистер Сколфилд, – тихо произнес Майкл, выйдя на улицу.
Неожиданно он почувствовал такое отчаяние, что захотелось, не возвращаясь в поселок, сесть на первый же пароход и уплыть с Борнео куда-нибудь подальше.
Уже в гостинице, после щедрой порции бренди, которой он утешил себя в тот вечер, Майкл почувствовал некоторое облегчение. Он встал с кровати и подошел к окну и, рассматривая гуляющих по вечерним улицам офицеров с дамами и шлюх, стоявших на углу дома напротив, почувствовал непреодолимую жажду деятельности. Еще не протрезвев до конца, он рассчитался за номер и через полчаса гнал коня обратно в поселок.
Он был полон решимости закрыть вопрос с деньгами Сколфилда в ближайшие недели. Решение этого вопроса ему виделось только при помощи шантажа, возможно даже убийства Дэвида…
Майкл несся по подсохшей от дождей дороге и собирался успеть добраться до ближайшей гостиницы, пока не совсем стемнеет. Унижение, которому он подвергся в полиции, продолжало грызть его душу, но он перенес свою злость с подполковника на Дэвида Сколфилда, и настолько увлекся мечтами о том, как будет пытать, бить и мучить его, что чуть было не растоптал рыбака-даяки, который вел мула, тянувшего большую телегу.
– Куда лезешь мразь?! – заорал он, все еще находясь под влиянием своих мыслей, и, сам того не осознавая, выхватил из кобуры пистолет.
Щелчок затвора собственного пистолета вывел Майкла из ступора. Он увидел внизу перед собой испуганные глаза рыбака, молившие о пощаде.
«Черт! Грязный ублюдок», – подумал он.
Глубоко вздохнув, он, все еще держа пистолет на взводе, внимательно осмотрел коричневые широкие брюки и светло-коричневую застиранную рубашку рыбака и прокричал:
– Куда смотришь? Смерти ищешь, болван?
Даяки стал что-то сбивчиво объяснять на ломаном английском о том, что уже почти стемнело, и он спешит в город, отвезти больную женщину.
Только сейчас Майкл заметил ярко-белое пятно платья, выделявшееся на фоне бурой ткани, покрывавшей дно телеги.
– Кто это?
Майкл направил коня вплотную к телеге, и несколько секунд смотрел