настоящего катка, но там играли ребята постарше, и нас туда не пускали.
Сегодня на воротах поставили Сашку. Играет в принципе неплохо, но ему один раз угодили шайбой по лицу – двух зубов как ветром сдуло, и с тех пор он ее боится. Этим я и воспользовался: перетасовывая шайбу, разбежался и сильно размахнулся для броска. Сашок повернулся боком и закрыл лицо толстыми стрелецкими рукавицами – ему, как вратарю специально такие выделили. Однако ударять я не стал, а спокойно подъехал и загнал резиновый снаряд между его правой ногой и кирпичом.
– Шесть – четыре! – сообщил Ляо, исполнявший сегодня обязанности судьи. У него с братом-близнецом была одна клюшка на двоих, вот они по очереди играли и судили.
– Ты чего гонишь? – возмутился Цинь, как раз брат Ляо. – Было же: пять – пять!
– Тот гол не считается! Кирпич случайно сдвинули ногой – была штанга!
– Ни фига! Решили же, что гол! – возмутился Цинь, на что брат ответил, – Я не понял, кто сегодня судья, ты или я?
– Да из тебя судья как из меня балерина!
– Щас в репу дам!
– Попробуй!
Братья сбежались и начали друг друга колотить. Никто не вмешивался – все давно привыкли к их частым перепалкам.
– Эй! А где моя шайба? – вспомнил я о своей любимой шайбе – она у меня была настоящая, а не вырезанная из какого-нибудь куска покрышки. Я очень ей дорожил, и было бы обидно потерять такую редкость.
Один из моей команды, Фома, вызвался помочь. Странный паренек – мне кажется, у него не все в порядке с головой: однажды он убил здоровенную крысу, привязал к хвосту веревку и целую неделю пугал девчонок, даже после того, как она протухла и стала вонять. Остановило только то, что крысу он, в конце концов, потерял.
Я решил искать возле ворот – мне казалось, не сильно щелкнул, и шайба должна быть где-то здесь. Наверное, залетела в снег перед бордюром. Фомка же дошел до поворота дороги, где на углу стояла помойка.
– Глядите, голубь блюет! – раздался радостный возглас Фомы.
Все побежали посмотреть на это. Голубей в нашем городе и так мало, а тут редкую птицу еще и тошнит. Никогда не видел, как они это делают, только, как гадят – в основном на лету, да еще специально пытаются попасть на голову. Даже братья Минь перестали валять друг друга по снегу и присоединились к ребятам.
– О, блин! Правда блюет! – воскликнул Игорь, тот, кто играл на коньках.
– Во прикол!
– Ага!
Больная птица ковыляла со стороны помойки с опущенной головой, из раскрытого клюва как сопля свисала какая-то слизь.
– Фу! – в один голос воскликнули девчонки, присутствовавшие сегодня в качестве болельщиц. Одна из них, Румия, предположила, – Наверное, она отравилась! Съела что-нибудь токсичное на помойке…
– Бедная птичка! Мне ее так жалко, – сказала Лена, девочка, которая мне очень нравилась. У нее такой смешной вздернутый носик, милая улыбочка и главное – большие голубые глаза. Когда она смотрела на меня при разговоре,