прогулкой короля, и ещё больше огорчены тем, что совсем не оставалось времени отчитать его за эту прогулку.
Дверцы первой кареты раскрылись и из неё вышли два господина. Оба церемонно раскланялись, и граф Болтумор торжествен
но произнёс:
– Ваше Величество, позвольте вам представить графа Клювкенштейна, преданнейшего слугу его величества, короля Цесарии.
Ланкикур поклонился и оба гостя в изумлении уставились на встречавшего их монарха – босого и в нижней рубахе.
– Э-э, его величество только что вернулся из паломничества по святым местам, – попытался исправить ситуацию герцог Соколянский.
– Да, мне нужно было побыть одному, – пробормотал король и принялся разглядывать посла.
Кстати, обладателем лилового парика оказался граф Клювкенштейн. Посол предпочитал яркие цвета. Его голову украшали огненно-рыжие кудри, а поверх их красовалась серая фетровая шляпа с малиновым пером. Граф Болтумор был чрезвычайно подвижен и обладал звонким мальчишеским голосом, что сразу делало его самым заметным среди огромной толпы людей.
Ланкикур так увлёкся собственными наблюдениями, что перестал вслушиваться в витиеватую речь посла.
Внезапно слуги, стоявшие за спиной графа Болтумора расступились, и прямо перед королём появилась очаровательная девушка в жемчужно-сером дорожном платье. Она нисколько не смутилась, увидев восхищённый взгляд короля и, поклонившись, не отвела своих синих глаз, а, наоборот, вскинув голову, посмотрела на Ланкикура смело и чуть-чуть насмешливо.
– Позвольте вам представить мою дочь, – сказал посол, – Клевию Болтумор.
Ланкикуру вдруг стало невыносимо стыдно за босые ноги, за спутанные от быстрой езды кудри, и пылающие от смущения щёки. И, как всегда в таких случаях, он беспомощно оглянулся на герцога Соколянского.
Герцогу было достаточно этого взгляда, чтобы понять, что церемония приветствия подошла к концу.
Ужин стал настоящим мучением для короля. Несмотря на то, что теперь он был тщательно причёсан и одет по последней моде, Ланкикур краснел каждый раз, когда к нему обращался синий взгляд Клевии Болтумор. Король терялся, отвечал невпопад и, наконец, не выдержав, покинул гостей, сославшись на головную боль.
У себя в комнате он с негодованием обрушился на каминную полку, где стояли подсвечники и дорогие побрякушки. В это время в дверь тихонько поскреблись и, не спрашивая разрешения, в спальню короля просунулась голова Крака. Убедившись, что Ланкикур тут, он вошёл, неся в руке свою лютню, и бесцеремонно бухнулся в кресло. Следом за ним в дверях появился Гога с гроздью спелого винограда.
– Ну, как? – спросил Крак, привязывая к лютне шёлковую голубую ленту. – Подруга Алис, конечно, шокирована твоим поведением?
– Ужасно! – выдохнул Ланкикур и повалился на широкую королевскую постель под роскошным балдахином.
– Ты что не рад? – удивился Крак. – Это всё-таки первая победа.
– Ужасно, – опять сказал Ланкикур.
– Ужасно рад? – спросил